Англия, Англия - Джулиан Барнс

Джеффу не нравилась его новая роль няньки при Официальном Историке — в основном потому, что сам Официальный Историк ему не нравился. Ну какое отношение доктор Макс имеет к Разработке Концепций? Похоже, сэр Джек просто решил поиздеваться… Джефф не считал, будто за его неприязнью к доктору Максу кроется предубеждение против гомосексуалистов. Если он, Джефф, к кому и относится предубежденно, так это ко всяким денди, эгоистам и стрекозам, к субчикам, которые видят в нем плечистого, медлительного, слабоумного работягу и спрашивают с ужимками, которые сами же объявляют «остроумием», много ли Концепций он Разработал за эти выходные. На такие вопросы Джефф всегда отвечал прямо и буквально, что укрепляло заблуждения доктора Макса. Но выбор у Джеффа был невелик — либо ломать комедию, либо придушить профессора безо всяких церемоний.

— Макс, если позволите.

Они находились в Оазисе — папоротниковой, пальмовой, водопадной зоне «Питмен-Хауза», которая, вероятно, была обязана своим существованием какой-нибудь архитектурной теории. Конечно, в метафорах Джефф не смыслил ни ухом ни рылом — но звук льющейся воды всегда вселял в него желание отлить самому. И сейчас он стоял, глядя сверху вниз на Официального Историка, на его дурацкие усики, сутенерскую цепочку для часов, гнусный телевизионный жилет, самодовольные манжеты. Официальный Историк смотрел снизу вверх на Джеффа, на его буйволиные плечи, длинное лошадиное лицо, ослиные волосы, влажно поблескивающие овечьи глазки. Они стояли скованно, точно хореограф приказал Джеффу приобнять доктора Макса за плечи в знак товарищеской солидарности, но ни один из двоих не мог вымучить из себя этот жест — или принять его.

— Макс. Послушайте, — сказал Джефф, чувствуя, что очень, очень устал. В разговорах с доктором Максом он никогда не знал, с чего начинать. Точнее, всякий раз обнаруживал, что приходится начинать с еще более примитивного уровня, чем в прошлый. — Когда вы пришли к нам работать, это означало, что вам обязательно придется изменить темп.

— О, я бы так не сказал. — Сегодня доктор Макс был настроен великодушно. — Одного или двоих из вас я при-инял бы в свой се-е-минар на правах вольно-ослушателей.

— Нет, я имел в виду другое, Макс. Речь об ускорении, а не о замедлении.

— А-а. Да. Опять пробил час «ай-ай-ай». Ну хорошо, хорошо, поучите меня.

Разработчик Концепций замялся. Доктор Макс, как он предпочитал представляться перед телекамерами, поскольку в этом имени сочетались раскованность и чинность, стоял перед ним, изящно подбоченясь, готовый просиять по знаку режиссера.

— Позвольте мне описать ситуацию вот под каким углом. Вы — наш Официальный Историк. На вас лежит ответственность за… как бы тут лучше выразиться… за нашу историю. Вы понимаете, о чем я?

— Пока, мой дорогой Джефф, все ясно, ка-ак дважды два.

— Хорошо. Так вот, смысл нашей истории — я подчеркиваю, «нашей» — это сделать так, чтобы у наших гостей, покупателей того, что в данное время именуется рабочим названием «Не просто отдых», у-луч-ши-лось настроение.

— Улучшилось. О, эти вековые э-ти-и-ческие вопросы, истый змеючник. Улучшилось. В смысле?

— Они должны почувствовать, что больше узнали.

— Именно-о. Для этого, полагаю, меня и на-а-значили на эту должность.

— Макс, вы упустили из виду глагол.

— Который?

— «Почувствовать». Мы хотим, чтобы они почувствовали, будто больше узнали. Узнали ли они что-то на самом деле — это совсем другое дело. Более того, это вне нашей юрисдикции.

Доктор Макс заложил большие пальцы рук в карманы своего палевого жилета. Жест, означающий в понимании телезрителей шутливый скептицизм. Ох, с каким бы удовольствием Джефф вывернул бы этого типа наизнанку — но надо все же попытаться хоть что-нибудь ему втолковать.

— Суть вот в чем: то, что вы и ваши коллеги считаете историей — то, что пишут в книгах, — большинству людей ни к чему. Они просто не знают, что с этими штучками-дрючками делать. Я лично всей душой за. В смысле, за них. Я несколько раз пытался читать книги по истории, и хотя, конечно, я не так умен, чтобы к вам на семинары ходить, у меня есть насчет этих книг мнение. Их объединяет одна закавыка: авторы обычно предполагают, будто большую часть других книжек по истории вы уже прочли. Это замкнутая система. Не с чего начать. Все равно как искать кончик ленточки, когда хочешь распечатать компакт-диск. Знаете это чувство? Вокруг коробочки идет такая цветная полоска, и ты отлично видишь, что там под оберткой внутри, хочешь достать, но у полоски нет ни начала, ни конца, сколько ни скреби ее ногтем?

Доктор Макс достал маленький блокнот и занес над страницей серебряный карандашик в виде копья.

— Вы не против, если я это при-и-свою? Чрезвычайно ярко. Я имею в виду фрагмент об обертке компакт-диска. — Он что-то нацарапал на листке. — Да? И отсюда следует?

— Отсюда следует, что мы людей не пугаем. Мы не оскорбляем их невежество. Мы даем им то, что они уже понимают. Возможно, чуточку добавляем. Но никакие глобальные новости не приветствуются.

— А после того, как мой галстук был перемещен в другое место нашим достосла-а-вным вождем, какова, могу ли я солипсически поинтересоваться, будет функция этого тела-контейнера, иными словами, Официального Историка, внутри которого приказано находиться галстуку?

Вздох Джеффа был подобен звукам железнодорожной сортировочной станции. Простак-краснобай — худшее сочетание двух миров.

— Историк должен указывать нам, какая часть Истории уже есть у людей в головах.

— Очевидно, да, — отозвался доктор Макс с профессиональной томностью.

— Макс, черт подери, люди не будут выкладывать деньги за новые знания. Если им этого захочется, пусть идут в какую-нибудь задрипанную библиотеку, если не все еще позакрывались. А к нам они приедут наслаждаться тем, что и так знают.

— И моя работа — сообщить вам, что именно.

— Добро пожаловать на наш корабль, доктор Макс. Добро пожаловать. — У них за спиной невидимый вентилятор ворошил кроны пальм. — И если позволите, еще один малюсенький совет.

— Премного о-о-бязан. — Доктор Макс изобразил из себя первокурсника.

— Благоухаете слишком сильно. Поймите, я лично ничего против не имею. Я думаю о Председателе.

— Рад, что вы за-а-метили. Eau de toilette, естественно. «Петербург». Возможно, вы уловили аллюзию? Нет? Мне она показалась довольно уместной.

— Вы хотите сказать, что вы замаскированный русский?

— Хо-хо, Джефф, как же мне нравится, когда вы играете в мужлана. Очевидно, вам нужны мои разъяснения. — Джефф торопливо задрал голову к высокому потолку Оазиса, но не успел: доктор Макс уже преобразился из студента в профессора. — Секреты великих pa-a-rfumiers, как вы догадываетесь, всегда строго охранялись. Они передавались от стариков к мальчикам в форме тайных обрядов, их записывали шифром, если вообще доверяли бумаге. И — вообразите — каприз моды, разрыв цепочки, безвременная смерть, и их нет, они растворились в воздухе. Катастрофа, которой никто не замечает. Мы читаем прошлое, слушаем его музыку, видим его визуальные образы, но наши ноздри прозябают в бездействии. Подумайте, как ярко можно было бы вводить студентов в тему, если бы вы имели возможность, откупорив флакон, сказать: «Вот так пах Версаль, а так — сады Воксхолла».