Судьба - Николай Гаврилович Золотарёв-Якутский

Весь его вид говорил о том, что дом уже наполнился демонами. И шаман стал просить духов священного домашнего очага и вселенной распахнуть перед ним пути-перевалы, чтобы последовать по следам исчезнувшей Майи. Затем, имитируя езду верхом и в такт ударяя колотушкой в бубен, он запел речитативом:

Смотрите, люди подсолнечного мира,

Внемлите, люди срединной земли!

Вот я, удалец,

Обернувшись в серого волка

С длинной мордой

И волочащимся по земле хвостом,

Скачу-лечу

В несусветном мраке ночном,

Преследуя по мерзлым следам.

Принюхиваюсь, к свежим следам

Девицы из семьи достопочтенной,

Неведомо кем и куда уведенной!..

Шныряя глазами и принюхиваясь, подобно волку, и по-лошадиному храпя, шаман обошел комнату. Люди на оронах в страхе подобрали ноги: им почудилось, что волк в облике шамана обнюхивает и их.

— Почтенный старец, ничего не пожалею, если найдешь! — подбодрил его Харатаев.

Шаман вышел во двор и, подражая волку, довольно долго ходил неслышными шагами вокруг дома. Прошмыгнув в помещение, он опять уселся олбохе и, ударяя в бубен, запел:

Когда снег,

Подобный песцовому меху,

Опутал все вокруг,

В этом доме,

Богатом и обильном,

Сыграли свадьбу шумную,

Где обидели вы шамана,

И он наказал виновницу пира,

Вселив в нее демона сумасшествия…

Все сразу вспомнили, что на свадьбе, гулял шаман Хаххан. Говорили, будто он обиделся, что священнику Сплину оказали больше почестей, нежели ему, шаману.

«Вот почему дитятко мое с каждым днем таяло, как свеча, — с болью в сердце подумала Ульяна. — Злой Хаххан сделал ее сумасшедшей. А мне даже в голову не приходило…»

Бубен загудел переливчато и неожиданно смолк. Словно заслоняясь от солнца, шаман приставил к глазам колотушку и замер, уставившись в темный угол.

Шаманский демон злой

Голову девушки замутил,

И, полонив ее страхом да тоской,

Завел несчастную в хотон,

Заставил снять со столба веревку

И носить, спрятанную под одеждой…

«Вот почему она, моя крошка, попросилась доить коров», — опять подумала Ульяна.

Когда ласковое солнце

Скрылось за темным лесом,

В хотон вернулись коровы,

Только одна, пестрая,

С загнутыми назад рогами,

Корова…

— Верно, это Хотооной! — воскликнула Фекла.

— Тише!.. — прикрикнули на нее.

…Не пришла.

В легком платье.

С тяжелыми думами

Она ушла искать

Любимицу…

— Все верно! — зашумели вокруг.

Скрываясь от людских глаз,

Углубилась в лес,

Долго ходила-бродила,

Искала подходящее дерево,

Чтобы повеситься…

Ульяна, тихо застонав, схватилась за сердце.

По ее пятам бродил дух тайги —

В одежде из зеленой листвы,

В шапке, из снежной кухты,

С бородой из хвои.

Обитает он в дуплистом пне

Вместе с рыжим колонком.

Подводой служат ему

Дымчатая белка да горностай.

И вот он, дул тайги Харагалджай,

Околдовал ее глаза,

Вынудил сбиться с дороги…

Шаман с шумом втянул в себя воздух и быстро стал колотить в бубен:

Ну и ну, друзья мои,

Куда это, бедная, прибрела?!

Какое странное место

Для пристанища избрала!..

Все присутствующие много дней подряд искали Майю и теперь с нетерпением ждали, когда же наконец шаман скажет, куда она исчезла.

Но шаман не спешил. Он довольно долго мотал головой, потом сел и, глядя в одну точку, тихим голосом запел:

Перед ее глазами

Предстала река с высокими, крутыми

берегами.

Кругом все благоухало…

Дева заспешила к реке…

— Ушла к Вилюю, — возбужденно зашептали в комнате.

— Отсюда восемь верст…

— Как мы сами не догадались сразу там поискать?..

Шаман перестал петь, как бы прислушиваясь к шепоту.

— Проясни свои всевидящие глаза, раскрой всеслышащие уши, — умоляющим голосом ввернул Харатаев, — Скорее скажи, что с нашим жаворонком? Где наша дочь?

Шаман снова стал бить в бубен и чародействовать.

Вышла на берег, огляделась, по сторонам

Увидела одинокий холм.

На том холме стояло высокое дерево,

Наполовину вывороченное бурей.

Ваша дочь горемычная

Взобралась на холм к этому дереву…

Когда летнее солнце

Не спеша восходило,

Пеструю волосяную веревку

Перекинула через сук

И повесилась…

Из груди Ульяны вырвался стон, она забилась в рыдании.

В заключение косматый плут-колдун с особым тщанием подбирал слова своей импровизации, чтобы добиться большего впечатления.

Не в силах выдержать тяжесть той

Невинной, чистой души,

Дерево с треском рухнуло в поток

Реки, что в таежной глуши.

И тотчас же дух-водяной,

Подхватив бурливой волной,

Дерево с трупом помчал, торжествуя,

К батюшке Океану в дары от Вилюя.

Ульяну в обмороке унесли в другую комнату. У Харатаева все замельтешило перед глазами, и он схватился за стол, чтобы не упасть.

В доме истопили печь, распахнули окна. Всходило солнце. Вот оно показалось из-за темного леса, щедро рассыпая лучи.

Мужчины сняли со взмыленного шамана костюм для камлания. Батрачки накрыли на стол. Все, кто присутствовал на камлании, сели завтракать, обмениваясь короткими фразами:

— Знали бы, что пойдет к реке…

— Везде искали, только не там, где надо…

Шаман, видно, не жаловался па аппетит: плотно позавтракав, он остался ждать обеда.

Уехал шаман на коне, ведя за собой телку, полученную в вознаграждение за прорицательство. За шаманом на втором коне ехал батрак-погонщик. А еще выдали шаману денег — ведь надо запастись сеном для скотины. Шаман был доволен щедростью Харатаева.

С этого дня скорбная весть быстро разнеслась по всему Вилюйскому округу. Стар и мал — все узнали, что дочь головы, Харатаева Майя, повесилась на сухом дереве у самого берега реки, тело сорвалось с него и уплыло по течению…

В те времена верили, что души покончивших с жизнью не принимаются богом и потому вынуждены скитаться по белу свету, оборотясь в злых духов. Это внесло в жизнь Семена Ивановича и Ульяны постоянный страх,