«Белое дело». Генерал Корнилов - Генрих Зиновьевич Иоффе

ЦК, типографию «Правды». Многие видные большевики и близкие им (Л. Троцкий, Л. Каменев, А. Коллонтай и др.) были арестованы. В. И. Ленин и Г. Зиновьев ушли в подполье. 7 июля в Петроград вступили вызванные с Северного фронта войска. Один из отрядов подошел к Таврическому дворцу с оркестром, игравшим «Марсельезу». Командовавший им поручик, меньшевик Ю. Мазуренко, демонстративно обнимался с вышедшим навстречу Чхеидзе.

На основе сфабрикованных контрразведкой «показаний» некоего Ермоленко министр юстиции П. Переверзев дал сигнал для яростной кампании по обвинению большевиков в государственной измене, в связи с германским Генеральным штабом. Лидеры ВЦИК Н. Чхеидзе и И. Церетели, опасаясь разгула черносотенных, погромных настроений, рекомендовали редакциям воздержаться от публикации этой «сенсации», как «непроверенной» (не более того!). Но правые газеты не желали прислушиваться к этим рекомендациям. «Разоблачения» пошли в ход, а эсеро-меньшевистское руководство фактически умыло руки…

По прибытии в Петроград с фронта Керенский добился ухода Переверзева в отставку, но отнюдь не за проявленную инициативу в развязывании кампании клеветы, а за преждевременное ее начало: он считал, что опрометчивые действия Переверзева помешали сбору всех «компрометирующих данных».

Ввод в Петроград фронтовых войск и клеветническая кампания все же сыграли свою роль. Часть солдат да и рабочих поддались антибольшевистской, контрреволюционной пропаганде. Проявились и погромные, антисемитские настроения, разжигавшиеся вчерашними черносотенцами с целью отвлечения масс от действительных социальных проблем. М. Горький писал, что рабочие должны твердо заявить юдофобам и шовинистам: «Прочь! Хозяева страны — мы, мы завоевали ей свободу, не скрывая своих лиц, и мы не допустим каких-то темных людей управлять нашим разумом, нашей волей. Прочь!»

Почему в революционной стране, в революционной ситуации стали возможны столь резкие колебания с внезапным крепом вправо? Пагубную роль сыграла, конечно, все та же обывательщина, мелкобуржуазность массы, наиболее активная часть которой сначала разгорячила себя ультралевацкими настроениями, а затем, в обстановке «контрреволюционного взрыва», шарахнулась в противоположную сторону. Ее политическая культура была низка, что, в частности, выражалось в полной готовности верить сказанному и напечатанному властями. Определенное содействие этому «откату» оказала и позиция, запятая меньшевиками и эсерами, контролировавшими ВЦИК Советов. Покинувшие правительство кадеты спрогнозировали правильно: меньшевики и эсеры во ВЦИК и Исполкоме Совета крестьянских депутатов приняли резолюцию, которая рассматривала демонстрации в Питере как «удар в спину» воюющей армии, а их инициаторов — как «врагов революции». Только группа левых эсеров и меньшевиков-интернационалистов, возглавляемых Ю. Мартовым, протестовала против антибольшевистской клеветнической кампании. Между тем массы еще верили меньшевикам и эсерам. В. И. Ленин писал, что «тогда даже у большевиков не было и быть не могло сознательной решимости трактовать Церетели и К°, как контрреволюционеров»{19}.

Июльские события наглядно показали, как дорого приходится платить революции, когда в ней, пусть даже на какой-то момент, берут верх левацкие элементы, склонные к авантюрам, «вспышкопускательским» действиям…

Июльский кризис внес глубокую перемену в политическую ситуацию. Еще в начале июля сложил с себя «тяжкое бремя» премьерства «толстовец» Г. Львов и удалился в Оптину пустынь для замаливания «грехов». После Октября, впрочем, он снова появится на политической арене в качестве представителя белогвардейских правительств перед их антантовскими союзниками, ходатаем за интервенцию против Советской России. Вот отрывок из его письма Ч. Крэйну, близкому советнику президента В. Вильсона: «Главное, что я хотел бы сказать Вам, — для спасения России необходимо возможно скорое планомерное объединение союзников и дружная борьба их против немцев, одетых в большевистское платье».

Премьер-министром «осколка» Временного правительства (кадеты ушли) стал эсер Керенский. По переговоры о формировании полного состава правительства затянулись. В течение двух недель (с 7 по 21 июля) в правительстве председательствовал левый кадет министр путей сообщения Н. Некрасов. Лишь в 20-х числах июля удалось наконец сформировать новое коалиционное правительство, в которое вернулись кадеты, согласившиеся сотрудничать с «хорошо проявившими себя» в июльские дни меньшевиками и эсерами.

Важнейший пункт этого нового соглашения заключался в том, что А. Керенскому предоставлялись неограниченные полномочия, а министры, в том числе и социалисты, освобождались от ответственности перед своими партиями или организациями. Временное правительство, таким образом, в значительной мере уходило из-под контроля со стороны ВЦИК Советов, существовавшего с времен Февральской революции. Произошла передвижка влас hi в сторону Временного правительства, т. е. в сторону буржуазии, в сторону всего правого лагеря, в котором усилилась контрреволюционная военщина. Передвижка, по не полное обладание ими властью. Если бы это было не так, совершенно непонятной стала бы вся история корниловщины, т. е. заговор реакционной военной клики в целях установления своей диктатуры.

Общая оценка сложившейся ситуации заставляла контрреволюционные элементы смотреть на итог июльских событий как на важную ступень, способствующую их дальнейшей консолидации для нанесения революционно-демократическим силам окончательного удара. Это и произошло в корниловские дни…

Левый, революционный лагерь потерпел крупное поражение. Советы обессилели. На партию большевиков обрушились репрессии. Значительная часть ее попутчиков, сочувствующих, отхлынула от нее; было немало выходов и из самой партии. По как не была полной победа контрреволюции, так не было полным и поражение революции.

Пройдя через «июльское горнило», большевики приобрели новый, важный политический опыт. Клевета, обрушенная на В. И. Ленина и других большевиков Временным правительством при фактическом непротивлении эсеровского и меньшевистского руководства, полностью рассеивала иллюзии, все еще имевшиеся в рабочей, да и в большевистской среде. Политический противник сам избрал новый путь борьбы: путь насилия. Значит, борьба с ним теперь тоже должна была стать иной. Меньшевистско-эсеровские Советы ясно показали, что они власть брать не хотят, что они защищают власть Временного правительства, и это исключало самою возможность политической борьбы внутри них.

Мирный путь борьбы за власть Советов, намеченный В. И. Лениным в «Апрельских тезисах» и в решениях Апрельской конференции, отныне становился невозможным. «Данные Советы, — писал Ленин, — провалились, потерпели полный крах… В данную минуту эти Советы похожи на баранов, которые приведены на бойню, поставлены под топор и жалобно мычат. Советы теперь бессильны и беспомощны перед победившей и побеждающей контрреволюцией». «Эту власть, — прямо указывал Ленин, имея в виду Временное правительство, — надо свергнуть. Без этого все фразы о борьбе с контрреволюцией пустые фразы, «самообман и обман народа»{20}.

В. И. Ленин предлагал партии крутой тактический поворот, диктовавшийся столь же крутой переменой в ходе политической борьбы. В конце июля проходивший полулегально VI съезд партии принял новые ленинские установки. Важным организационным моментом в работе съезда было принятие в партию группы «межрайонцев» во главе с Л. Троцким. Троцкий прибыл в Петроград из США в мае 1917 г. Его длительная борьба с Лениным и большевизмом была хорошо известна, но теперь, в эти горячие революционные дни, более важными становились его авторитет одного из руководителей Петербургского Совета в первой российской революции, его талант организатора, публициста и несомненное ораторское искусство.

На