Убийство на верхнем этаже - Энтони Беркли

— Верно. Без плаща он был, могу присягнуть. Да вот прямо как живого я его вижу: лезет, словно обезьяна, на стену, да еще ухмыляется во весь рот! Теперь, когда разговор пошел серьезный, речь мистера Кросса почти очистилась от йоркширизмов, и он пристально смотрел своими маленькими глазками с насмешливым прищуром на пресловутую стену. — Нет, парень был без плаща. Темный костюм, да, и ладного покроя. Я в костюмах кое-что понимаю, у меня дядя закройщик в одной швейной фирме в Экстере, и костюм этого парня был не из магазина готового платья. Это был костюм джентльмена, я это понял в секунду.

Слегка усомнившись, вправе ли он раскрывать чужие служебные секреты, Роджер заметил все-таки, что относительно плаща или дождевика мистер Кросс расходится в показаниях с другими свидетелями. Тут, однако, мистер Кросс заявил, что помочь ничем не может. Он знает, что видел и чего не видел, и решительно отнес плащ к последней категории. Полицейские, видимо, уже подъезжали к нему с этим, но сбить не смогли.

— Что ж, и отлично, — произнес Роджер, не слишком переживая из-за этой путаницы. И покоритель стен, и бегун — оба ему мешают. Чем больше несовпадений в показаниях на их счет, тем меньше вероятность, что это один и тот же человек. — Значит, вы видели, как он пробежал и скрылся из глаз — я вас правильно понял? — Мистер Кросс кивнул. — Я полагаю, он пробежал по этому переулку и завернул за угол направо? Впрочем, он и не мог поступить иначе, здесь ведь нет другого пути, не так ли?

— Именно так. На улицу отсюда только один путь.

— И он на полной скорости исчез за углом?

Мистер Кросс кивнул было, но вдруг на лице его произошла быстрая смена эмоций. Он был одновременно озадачен, удивлен и даже пристыжен.

— Вот это да, — пробормотал он и крепко поскреб в шевелюре.

— Что такое?

— Вот об этом я не подумал… Я просто сказал вашим ребятам, что он пробежал по переулку и исчез за углом. Так-то оно так, все так и было, только вот вы сейчас сказали… и в голову мне ударило… ну кто бы мог подумать? Совсем выскочило из головы, а сейчас как на ладони. Он ведь не побежал прямо сразу за угол. Он сначала остановился, заглянул за угол, вернулся назад — бежал прямо на меня, — а после, будь я проклят, я скорее забуду, откуда я родом, из Девон тира или из Йоркшира! — он подхватил что-то с земли, что-то вроде свертка, да, и вот теперь и впрямь скрылся за углом. Как я мог позабыть — ума не приложу.

Роджер словно ожил. Хотя новая подробность не показалась ему особенно значительной, пренебрегать ею не следовало. Он попросил шофера показать, в каком точно месте, согласно свежайшим воспоминаниям мистера Кросса, лежал на земле сверток. После нескольких прикидок было установлено, что искомое место располагалось в дальнем конце стены, примерно за двадцать футов до того, как переулок сворачивает вправо. Возможно ли, что сверток был не чем иным, как свернутым дождевиком? Мистер Кросс склонялся к мысли, что сверток был для этого чуть великоват.

— Вот что я вам скажу. — Шофер был взбудоражен. — Это мог быть дождевик с чем-то еще внутри!

— Ага! — проговорил Роджер.

Последовало еще несколько вопросов, но ничего существенного больше не обнаружилось. Роджер достал бумажник.

— Ну и ну! — пробормотал мистер Кросс с благодарным удивлением. Истинные представители Скотленд-Ярда, без сомнения, выплачивали гонорары не столь щедро.

И опять Роджер велел таксисту доставить себя в Британский музей. Надо было раскинуть мозгами.

Очевидно, отделаться от стенолаза возможности не представлялось. Роджер хорошо знал, как опасен индуктивный метод, когда сначала сочиняется версия, а потом отдельные неудобоваримые факты приспосабливают к ней; теми же, которые приспособить не удается, просто пренебрегают. Он никоим образом не собирался попадаться в эту ловушку. Стенолаз существовал. Приспособить его — не получается. Пренебрегать им не следует. Либо он аккуратно уляжется на положенное ему место, либо вся соблазнительная Роджерова теория идет прахом. Да, так что ж с этим делать?

Ну, возьмем в качестве отправной точки тот факт — Роджер чувствовал себя вправе относиться к этому как к факту, — что никто не спускался по веревке из окна кухни мисс Барнетт. Это, по крайней мере, позволяет сделать один утешительный вывод: в любом случае он не этим путем выбрался из ее квартиры. В равной мере сокращалась и вероятность того, что он вообще появился оттуда. В равной? Даже меньше, чем в равной. Потому что если он возвращался из квартиры мисс Барнетт по лестнице, зачем занесло его во двор? Нет, он наверняка спустился из окна какой-то другой квартиры. Но почему не сразу на улицу?

Здесь завязаны и другие факты. Если стенолаз явился из квартиры мисс Барнетт с пересадкой в одной из квартир нижних этажей, он должен был сначала проникнуть в эту вторую квартиру, а потом и выбраться из нее, куда б он ни вылез в конечном счете — во двор или прямо на улицу. Вряд ли он мог это проделать, не оставив следов (если, конечно, он заранее не обзавелся ключом от этой квартиры, что вполне возможно, будь он предусмотрительный человек, проведший большую подготовительную работу). Как бы то ни было, у полиции о таких следах пока сведений нет, но, несомненно, она б их имела, если б они существовали. Отсюда с неизбежностью следует, что стенолаз вообще не проникал в дом, а лишь посетил задний двор. Взвесив все обстоятельства, Роджер почувствовал себя вправе тут остановиться. Но чем в таком случае занимался стенолаз во дворе? Почему он был в панике? Что было в свертке? И… и, господи, как ответить на эти вопросы?

Впрочем, есть ли четкое свидетельство, что он действительно был в панике? Полиция, разумеется, пришла к самоочевидному выводу, что этот человек — убийца, поскольку время, когда его видели, почти точно совпадает с шумом в спальне мисс Барнетт, от которого проснулись Эннисмор-Смиты, а паника является как бы непременным атрибутом стремительного побега с места свежесовершенного преступления; когда в уголовном розыске узнают о свертке, они почти наверное решат, что в нем было содержимое сундучка, обернутое мужским плащом, что сверток был переброшен через стену и подобран преступником после того, как он сам через нее перебрался. С точки зрения полиции, все нормально. Однако с точки зрения Роджера, безотчетный ужас стенолаза не мог быть вызван чувством вины за содеянное преступление. По мнению Роджера, он не мог его совершить. С другой стороны, было бы слишком большой натяжкой полагать, что некто, слонявшийся по двору с преступными намерениями в душе, внезапно впал в панику и решил — именно в момент совершения убийства — не совершать преступных деяний. Нет, убийство и побег должны быть как-то увязаны, и в этом случае паническое бегство через стену означает именно причастность к преступлению. Но что это нам дает? Что стенолаз каким-то образом узнал об убийстве в той самой квартире, которую собирался ограбить (именно так, поскольку в доме больше нет квартир, достойных ограбления), и в спешке ретировался с тем, чтобы никоим образом не оказаться замешанным в убийстве. В общем, это возможно. Но как он узнал об убийстве?

Исходя из того, что было известно Роджеру, наверх был только один путь: по веревке. Но если он поднялся таким образом, то так же он должен был и спуститься, а у Роджера не осталось сомнений в том, что веревка — муляж и никто по ней не лазил — ни вверх, ни вниз.