Былого ищу следы… - Евграф Васильевич Кончин

И вдруг ему сообщают - было это, кажется, в 1928 г., - что столь желанный для него портрет отыскан в Москве и прислан в Пушкинский Дом, где Михаил Дмитриевич тогда работал. Обрадовался он, кинулся его осматривать. Какое огорчение! Портрет оказался не карандашным - а значит не Басистова, а неведомой доселе акварелью. Правда, есть сходство с предполагаемым оригиналом гравюры Гейтмана и, вероятно, с рисунком Басистова. Уже поэтому акварель достойна внимательного изучения.

Тогда же акварель исследовали специалисты, в том числе такие именитые искусствоведы, как С. П. Яремич, Н. П. Сычев, В. В. Воинов, П. И. Нерадовский. Они пришли к заключению, что портрет, безусловно, подлинный, самый ранний из тогдашних пушкинских изображений. Вполне вероятно, что сделан он с натуры художником-любителем, не обладавшим профессиональными навыками, но, по их мнению, не Чириковым. (В. В. Вересаев, опубликовавший портрет в своей книге «Пушкин в жизни», осторожно, но все же отнес его к авторству Чири-кова.) Акварель могла послужить оригиналом для создания гравюры Гейтмана. Быть может, даже для брюл-ловского рисунка.

Об истории же акварельного портрета Пушкина знали крайне мало. Обычно указывают, что он приобретен в одной частной московской коллекции. Ее владелец купил акварель в годы революции на московской толкучке у какой-то старухи, которая ничего не могла сказать об ее происхождении.

В чьей же коллекции оказался портрет? Быть может, оттуда потянется ниточка поиска, которая приведет… Ну, не будем загадывать, к чему она приведет! Но прошлого обладателя акварели почему-то не упоминали. Наконец, в одной публикации Беляева отыскалась его фамилия, как бы мимоходом оброиенная, - В. В. Руслов.

Руслов так Руслов! Наверное, я тем удовлетворился бы. Но вспомнил, что где-то встречал эту фамилию. Где же? Да, какой-то Руслов мелькнул на страницах журнала «Золотое руно». Но он ли? Пересмотрел достаточно справочной литературы - никаких о нем упоминаний. Лишь в Центральном государственном архиве литературы и искусства отыскал скудные биографические о нем сведения. Владимир Владимирович Руслов в литературе, в частности в пушкинской, человек не сторонний. Поэт, переводчик с итальянского. Сотрудничал действительно в «Золотом руне», других изданиях. Собрал богатую библиотеку, в которой находились редкие книги о Пушкине. Вынужден был распродать ее в середине 1920-х годов в Москве и Тбилиси.

Но самой удачной моей находкой в ЦГАЛИ были письма Руслова, направленные в 1925 г. известному пушкинисту М. А. Цявловскому. Из них-то я узнал, что Владимир Владимирович хорошо был знаком с пушкинской литературой и пушкинскими раритетами. Отыскивал он стародавние издания и последние новинки, посвященные поэту. Да и сам публиковал комментарии к вновь найденным документам Пушкина. «Войдут ли две мои заметки в книгу, которую Вы готовите?» - спрашивал он Цявловского.

Не случайным собирателем оказался Руслов, не просто так достался ему акварельный пушкинский портрет. Ему мы обязаны розыском и сохранением, по-видимому, нового прижизненного изображения поэта. И он, конечно, постарался выведать у той старушки все о нем возможное. Как видно, безуспешно. До сего времени не имеется никаких, самых приблизительных намеков на прошлую биографию произведения.

Предложу, очевидно, небесспорную гипотезу. Чем больше я раздумывал над появлением акварели, сравнивал ее с гравюрой, тем тверже убеждался в том, что судьбы карандашного рисунка, принадлежавшего Ба-систову, и акварели взаимосвязаны. Такое же ощущение, по-моему, возникло и у Беляева. «Ясно и то, что трудно допустить, - отмечал он, - существование одновременно двух почти идентичных современных портретов». Однако он не пошел дальше в своих рассуждениях. И почему-то отрицал без особых на то оснований, как мне кажется, возможность выполнения акварели с карандашного рисунка из собрания Басистова.

Она вполне могла быть скопирована с рисунка. Более того, это самый вероятный вариант. Как же тогда объяснить «существование одновременно двух почти идентичных современных портретов»? «Одновременно» - я понимаю как допустимый промежуток меж их появлением в 10, а то и 30 лет. А еще - и акварель и рисунок, с которого, предположим, она исполнена, хранились у Басистова. К нему они поступили вместе, возможно, среди чьих-то фамильных бумаг. Гнедича? Чирикова? Кого-то, нам не известного, связанного с изданием «Кавказского пленника»?… Поскольку акварель сделана гораздо слабее карандашного рисунка, то Басистое не предлагал ее на Пушкинскую выставку 1880 г., на которую отдал рисунок.

Маловероятно, чтобы подлинный портрет Пушкина, хранившийся не у Басистова, а в иных руках, притом в Москве, где память великого поэта-земляка почиталась особенно восторженно, особенно душевно и трепетно, не был известен до революции. Маловероятно, чтобы он не экспонировался на какой-либо московской выставке, не упоминался в печати, никак не был выявлен литературоведами или же всезнающими московскими коллекционерами. Среди них я прежде всего имею в виду Петра Александровича Ефремова, который собирал портреты Пушкина, редактировал собрания его сочинений, принимал самое деятельное участие в организации пушкинских выставок. Об этом замечательном человеке я позже расскажу подробнее.

Повторяю, маловероятно, чтобы об акварельном портрете никто ничего не знал в Москве. Ведь за последние 60 - 70 лет обнаружено всего два новых прижизненных изображения Пушкина, ранее неизвестных. Это детская его миниатюра, поступившая в московский музей поэта и названная акварелью. Немного, как видите.

Мои предположения не подтверждены бесспорными доказательствами. Длительные поиски архива Басистова, который, несомненно, оставил плодовитый писатель, критик, публицист, педагог, не увенчались успехом. Полностью куда-то исчез его архив. Потомков Павла Ефимовича также не удалось сыскать. Узнал лишь, что в 1917 г. в Москве, на Зубовском бульваре, в доме № 10, жила его вдова Елизавета Александровна Басистова. Женщина простая, немудрящая, о высоких материях не размышляющая, судя по ее письмам к Петру Ивановичу Бартеневу, которые я отыскал в ЦГАЛИ. Она добивалась через него пенсии, беспокоилась о будущем своих детей, и, похоже, пушкинский портрет ее не интересовал.

Там же, на Зубовском бульваре, вместе с матерью жил ее сын, Алексей Павлович, директор одного из московских училищ. Значит, по стопам отца пошел. Другой сын - Сергей Павлович - скончался в 1905 г.

Архивные бумаги Беляева, Руслова, в которых можно было бы обнаружить какие-либо подробности об акварели, также потеряны.

Конечно, можно верить в чудо, т. е. в находку легендарного подлинника, с которого гравировался Гейтма-ном портрет Пушкина, однако нужно признать, что все же более реальным является розыск бесспорных документальных сведений об его хотя бы отдаленной судьбе.

Естественно, такой поиск чрезвычайно трудоемок и длителен, на него можно потратить всю жизнь. Начать его следует с изучения архивных материалов и переписки Гнедича, Брюллова, Кукольника, Уткина - людей, несомненно, осведомленных об истории создания первого прижизненного изображения поэта.

Вы скажете: