Невеста герцога - Джулия Куин

— Сесил! — снова рявкнул он, сгибая и разжимая пальцы, чтобы не поддаться порыву придушить кого-нибудь на месте. Где, черт побери, этот проклятый портрет? Он давно послал за ним лакея. Не такое это сложное дело — принести его в гостиную. Вряд ли бабка успела повесить его на стену.

— Ваша светлость! — донеслось из коридора, и во второй раз за этот день появился, покачиваясь, портрет, который два лакея с трудом удерживали в вертикальном положении.

— Поставьте его где-нибудь здесь, — велел Томас.

Лакеи нашли пустое место и поставили портрет на пол, осторожно прислонив к стене. И во второй раз за этот день Томас обнаружил, что смотрит в лицо своего давно почившего дяди Джона.

Впрочем, на этот раз все было иначе. Сколько раз он проходил мимо портрета, не удосужившись рассмотреть его более внимательно? Да и зачем? Он никогда не знал этого человека, никогда не имел причины искать в его лице знакомые черты.

Но теперь…

Грейс первая нашла слова, чтобы выразить то, что они все чувствовали.

— О Боже…

Томас потрясенно уставился на Одли. Могло показаться, что это его портрет.

— Вижу, все согласны со мной, — самодовольно заявила вдовствующая герцогиня.

— Кто вы? — прошептал Томас, уставившись на мужчину, который мог быть его двоюродным братом.

— Меня зовут… — Он запнулся, не в силах оторвать взгляд от портрета. — Мое полное имя Джон Огастус Кавендиш-Одли.

— Кто ваши родители? — прошептал Томас, но не дождался ответа. — Кто ваш отец? — переспросил он громче, уловив в собственном голосе пронзительные нотки.

Одли резко обернулся.

— А как вы, черт побери, думаете?

Томас почувствовал, что его мир рушится. Он всегда знал, кто он такой. И теперь это сознание, составлявшее основу его бытия, ускользнуло, оставив его ошеломленным, одиноким и безоружным.

— Ваши родители, — произнес он дрогнувшим голосом, — были женаты?

— На что вы намекаете? — вскинулся Одли.

— Пожалуйста, — взмолилась Грейс, поспешно встав между ними. — Он не знает. — Она бросила на Томаса взгляд, и он понял, что она пытается сказать ему. Одли не имел понятия о том, что значит, если он родился в законном браке.

Ее извиняющийся взгляд также говорил, что им придется рассказать Одли правду. Они не вправе скрывать ее от него, каковы бы ни были последствия.

— Кто-то должен объяснить мистеру Одли…

— Кавендишу, — буркнула вдовствующая герцогиня.

— Мистеру Кавендишу-Одли, — поправилась Грейс, дипломатичная, как всегда. — Кто-то должен объяснить ему, что… что… — Она обежала взглядом всех присутствующих и остановилась на лице потрясенного Одли. — Ваш отец — если допустить, что мужчина, изображенный на портрете, является вашим отцом, — был старшим братом… отца его светлости.

Повисло молчание.

Грейс прочистила горло.

— То есть если… если ваши родители состояли в законном браке…

— Они состояли, — отрезал Одли.

— Да, конечно. Но я хочу сказать…

— Она хочет сказать, — резко вмешался Томас, желая покончить с этой нелепой ситуацией, — что если вы законнорожденный отпрыск Джона Кавендиша, то именно вы герцог Уиндем.

Он замолк с, чувством исполненного долга. Он сказал все, что от него требовалось. Пусть остальные выскажут свое чертово мнение.

— Нет, — произнес наконец Одли, усевшись на ближайший стул. — Нет.

— Вы останетесь здесь, — объявила вдовствующая герцогиня, — пока это дело не разрешится к моему удовлетворению.

— Нет, — повторил Одли со значительно большей убежденностью в голосе. — Не останусь.

— Конечно, останетесь, — возразила она. — А если нет, я передам вас в руки властей как вора, которым вы и являетесь.

— Вы не сделаете этого, — выпалила Г рейс и повернулась к Одли. — Она никогда этого не сделает, если и вправду верит, что вы ее внук.

— Довольно! — прикрикнула на нее вдовствующая герцогиня. — Не знаю, что вы себе возомнили, мисс Эверсли, но вы не являетесь членом семьи и вам не место в этой комнате.

Томас шагнул вперед, чтобы вмешаться, но прежде чем он успел произнести хоть слово, Одли поднялся, выпрямившись во весь свой рост, с прямой как шомпол спиной и жестким взглядом.

Глядя на него, Томас поверил, что тот не солгал о своей службе в армии. Одли выглядел до кончиков пальцев ног военным, когда обратился к вдовствующей герцогине.

— Не смейте разговаривать с ней в таком тоне.

Леди Августа сжалась, пораженная, что он заговорил с ней подобным образом и по поводу особы, которую она считала недостойной внимания.

— Я твоя бабушка, — буркнула она, свирепо сверкнув глазами.

Одли выдержал ее взгляд.

— Это еще надо доказать.

— Что?! — воскликнул Томас, не сдержавшись.

Одли устремил на него прохладный взгляд.

— А теперь вы пытаетесь сказать, — продолжил Томас недоверчивым тоном, — что вы не сын Джона Кавендиша?

Одли пожал плечами, сделавшись вдруг более похожим на мошенника, чем когда притворялся.

— Честно говоря, я не уверен, что мне хочется стать членом вашего очаровательного закрытого клуба.

— У тебя нет выбора, — заявила герцогиня.

Одли выпятил губу, искоса поглядывая на нее.

— Такая любящая, такая заботливая, воистину редкая бабушка.

Грейс издала полузадушенный звук, какой Томас мог бы издать сам — в других обстоятельствах. Хотя нет, он бы громко рассмеялся. Но не сейчас, когда потенциальный узурпатор стоит в его забытой Богом гостиной.

— Ваша светлость, — неуверенно произнесла Грейс, но Томасу было не до нее. Он не желал ничего слышать: ни чьих-либо мнений, ни предложений — ничего.

Все они смотрели на него, ожидая его решения, словно он здесь главный. Прелестно. Черт побери, он даже не знает, кто он теперь. Возможно, никто вообще и уж точно не глава семьи.

— Уиндем… — начала леди Августа.

— Замолчите, — оборвал ее он и стиснул зубы, стараясь не показывать свою слабость. Что, к дьяволу, прикажете ему делать теперь? Он повернулся к Одли — к Джеку. Пожалуй, пора называть его по имени, раз уж он не в состоянии думать о нем как о Кавендише или, упаси Боже, Уиндеме. — Вам следует остаться, — сказал он, ненавидя собственный голос, усталый и подавленный. — Нужно разобраться в этом деле.

Одли не сразу ответил, а когда заговорил, его голос звучал так же утомленно, как голос Томаса.

— Вы не могли бы объяснить… — Он помедлил, прижав пальцы к вискам.

Томас хорошо знал этот жест. Его собственная голова раскалывалась.