Адмирал - Михаил Михеев

– Благодарю вас.

– Пустяки, – махнул рукой Гиммлер и довольно улыбнулся.

– Тогда разрешите вопрос?

– Разрешаю.

– Скажите, почему вы приставили ко мне Вальмана? Спору нет, мальчишка хорош, но для ответственного дела кажется молодым, а для чего-то мелкого звание великовато.

– Лейтенант – сын моего хорошего знакомого, – просто ответил Гиммлер. – Он… погиб. Давно. Я оказал Петеру небольшую протекцию. Задание ответственное, но спокойное, как раз набраться опыта, а дальше уж как себя покажет. Тем более, подготовлен неплохо, служил в десантных частях.

Колесников понимающе кивнул. Все правильно, кому еще помогать, как не своим? А раз так, пусть его, вреда пока что нет, окромя пользы. Гиммлер внезапно рассмеялся:

– Вы представляете, недавно он был оскорблен в лучших чувствах.

– Это как? – удивился Колесников.

– Он пытался поухаживать за вашей… дамой. И был жестоко послан с использованием русских слов. Каких – я не знаю, но, подозреваю, тех, которые все еще иногда использует Быстрый Гейнц. А он их нахватался как раз в России. Так что не говорите, что у вас с ней ничего нет…

На том они и распрощались.

В этот вечер Хелен не пела. Это почему-то неприятно задело, хотя, с другой стороны, оно и к лучшему. Все же день выдался даже излишне насыщенный, и нервы стоило лечить. Да хотя бы даже коньяком. Впрочем, уже после второго бокала Колесников почувствовал, что его «повело». Мысли стали легкими и в то же время какими-то вялыми, появилось легкое головокружение. Не-ет, батенька, устали вы, пора и честь знать. Примерно такие мысли витали в его голове, когда он поднимался к себе в номер. И вырубился он мгновенно, провалившись в сон, будто в глубокий омут. Так, что на краткий миг, когда грань между явью и сном становится неощутима, почувствовал даже мимолетный страх, но осознать его не успел – выключился.

Зато утром, едва Колесников успел надеть китель, как в дверь забарабанили, и уже через секунду в нее буквально влетела Хелен. Очень красивая, радостная, слегка растрепанная, в легком, по случаю теплой погоды, платье. Колесникову пришло на ум, что вот она, разница между чопорными до оскомины немками и русской, пускай и рожденной здесь. Впрочем, может статься, это накладывала отпечаток выбранная профессия.

Что ее поведение выпадает за рамки приличия, девушка сообразила, только оказавшись в его номере. Или изобразила, что только здесь… Хотя нет, чтоб так играть, надо быть гениальной актрисой. Уж ставший вдруг отчаянно-красным цвет лица точно не изобразишь. Вон, кончики ушей горят – хоть сигарету прикуривай. Очевидно, сообразив, что он отлично видит ее смущение, она покраснела еще сильнее и попыталась сделать книксен. Запуталась в собственных ногах и чуть не упала. Это выглядело настолько естественным и комичным, что адмирал не смог сдержать улыбку:

– Хелен, пожалуйста, не делайте больше так. А не то я умру или от смеха, или от смущения. Германия не простит вам такого жестокого убийства героя.

Получилось. Во всяком случае, прогнать ее смущение и заменить его на здоровый смех, он точно смог. День начинался отлично.

Эти лишние трое суток в конечном итоге превратились в полноценную неделю и пролетели, как небольшой отпуск. Он гулял с красивой девушкой по улицам старинного, еще не превращенного бомбами в руины города, сидел в маленьком уютном кафе, выезжал на природу… В театр, опять же, сходили. Разумеется, билетов достать было невозможно, однако лейтенант Вальман тут же все устроил. Словом, просто замечательно. Колесников не отдыхал так со времен собственного студенчества. Правда, было две разницы. Тогда он смотрел в рот случайно попавшим в их компанию знаменитостям вроде приезжавших с лекциями полярников, а сейчас, когда Хелен затащила его в свой университет, сам оказался в роли такой знаменитости. Ну и все же его молодость пришлась на период бунтарства и новых веяний, здесь же народ выглядел куда более зажатым и накачанным пропагандой иногда до полной невменяемости. И все равно было здорово! А главное, мимоходом удалось решить кое-какие дела.

С Гитлером он все же один раз встречался. Фюрера заинтересовали его мысли по поводу французских кораблей. Пришлось пространно объяснять свои выкладки, благо про операцию «Катапульта» Колесников в свое время кое-что читал. Не слишком много, но достаточно для того, чтобы то, что он плел, выглядело убедительно. Так что Гитлер остался разговором удовлетворен и отпустил новоявленного фаворита с миром, хотя, когда они закончили, пот с адмирала лил градом.

Куда более содержательный разговор получился на следующий день, у Геринга. Тот вновь пригласил Колесникова к себе, поохотиться. Отказываться не стоило, тем более, это был хороший повод для разговора. И вот здесь с ним напросилась Хелен. Как-никак, в прошлый раз ее интервью произвело фуррор в редакции, принеся ей хороший, по меркам газеты, гонорар и место постоянного корреспондента. Сейчас, почувствовав себя акулой пера, она решила не упускать шанс и вцепилась в адмирала мертвой хваткой. А он, честно говоря, не очень-то и сопротивлялся. В конце концов, пускай девушка от знакомства с ним хоть что-то поимеет. К примеру, взамен подмоченной репутации. Пускай ничего и не было, но болтать будут такое… И все грязные рты не заткнешь. Во всяком случае, пока.

Добираться до виллы Геринга, куда он на всякий случай убрался подальше от все еще не отошедшего от гнева фюрера, было далеко. Однако командующий немецкими ВВС беспардонно использовал свое служебное положение, и на аэродроме их ждал «шторьх». Этот немецкий разъездной самолетик, функционально подобный родному «кукурузнику», разве что реализованный на чуть более высоком техническом уровне, чем родной У-2, оказался на удивление удобным. Это Колесников оценил. На Хелен же, до того никогда не летавшую, и самолет, и полет на нем произвели неизгладимое впечатление. После приземления она вылезала с широко открытыми от восторга глазами и бледным лицом. Уточнять, от восторга аристократическая бледность, или от воздушной болезни, адмирал деликатно не стал.

Жилище официального преемника (или его назначат на эту должность позже? А, плевать) Гитлера производило впечатление. Как уже заметил Колесников, партийные бонзы Германии не любили себе в чем-то отказывать. Тем более, происходивший из известной и весьма богатой семьи Геринг. Что его, спрашивается, понесло в политику, да еще в такое дерьмо? Чего не хватало? Скорее всего, неприятие поражения в войне начало выливаться в такие вот извращенные формы. Хотя, может, все решили деньги, потому, что потерял он тогда все и едва сводил концы с концами. Сложно сказать, да и не столь уж важно, честно говоря.

Однако же хозяин этих хором имел и вкус, и образование. Несмотря на размеры, не оставалось чего-либо, напоминающего давящее впечатление, строение получилось не только комфортным, но и не по-немецки легким. Хотя, не исключено, тут мог приложить руку и сам Гитлер – он, по слухам, увлекался архитектурой. И, спрашивается, что понесло в политику талантливого художника? Образованного, владеющего как минимум двумя языками, неплохого писателя? Чего их всех сюда понесло, черт возьми?