Давай поговорим! - Михаил Михайлович Попов

из того, что рано или поздно, а вероятнее всего рано состоится нечто вроде всенародного опроса или, говоря по-другому, референдума, при помощи которого партия и правительство спросят свой народ о том, хочет ли он и дальше жить в государстве под названием СССР. На самых верхах такие разговоры, по утверждению Модеста Анатольевича, ведутся уже два месяца. Как минимум.

Леонид пытался подошвой сапога раскачать провисший почти до самой травы гамак.

– И что же плохого в референдуме?

– Не знаю, что в нем плохого, но Модест Анатольевич не видел в нем ничего хорошего. Главным заблуждением власти он считал уверенность в том, что в стране есть какой-то НАРОД.

Леонид, собиравшийся как раз двинуться дальше вкруг дома, опустил ногу и с интересом покосился на меня.

– А что, никакого народа нет?

– Модест Анатольевич считал, что нет. В смысле, советского народа. Есть НАРОДЫ! Бредовое брожение национализма в их головах уже началось, и остановить его может только катаклизм, то есть война, чума, падение еще одного Тунгусского метеорита, но никак не референдум. Вернее, не так – не всякий референдум.

– Что-то я начинаю запутываться, поясните.

Сказал, а сам как ни в чем не бывало поперся дальше. Пояснения пришлось давать в болониевую спину.

– Он, Модест Анатольевич то есть, боялся, что у нас проведут референдум неправильно.

– Неправильный зададут вопрос?

– Да, нет. Это как раз мелочь. Как ни формулируй, смысл будет один: вы за Союз или против? Так вот Модест Анатольевич боялся, что у нас неправильно подсчитают ответы.

– Подтасуют?

Мы были под окнами кабинета, и я инстинктивно начал говорить тише, что заставило Леонида приостановиться и обернуться.

– Не без этого. Но и это не главное.

– Давайте, наконец, к главному. Уж очень заинтриговали.

– Главное, повторяю, как подсчитать. Модест Анатольевич боялся, что выведут одну большую общую цифру, допустим, 76 и 8 десятых процента, и объявят ее законом. Мол, подавляющее число граждан не хочет расчленения страны. Поэтому ничего менять не будем. Но националистические настроения цифрой не испугаешь, рост их продолжится, и через пару лет произойдет настоящий взрыв, страну разорвет в клочья. Там не только хохол с белорусом не обнимутся, там курянин на смолянина станет нож точить.

– Мрачная картина.

Представившееся внутреннему оку Леонида видение было так ужасно, что он прижался спиной к сосне.

– Но это при наихудшем варианте развития событий. Наиболее же вероятным Модест Анатольевич считал развал СССР по республиканским границам. Если бы вы слышали, как он костерил большевиков за это изобретение. Создавая СССР, они одновременно закладывали под него мину.

– И Модест Анатольевич придумал, как эту мину обезвредить?

– Вы сказали совершенно правильно, Леонид.

Зря я его похвалил, он самодовольно и бодро зашагал дальше. Я почти бежал за ним.

– Все гениальное просто. Надо на этом референдуме подсчитывать голоса не вообще, а по областям. А в республиках, где районное деление, по районам.

Леонид был как стрелою пронзен острейшею мыслью Модеста Анатольевича. Он замер прямо перед кустами, сквозь которые уже проглядывали развалины теплицы.

Я торопливо докончил свой рассказ:

– Все на самом деле элементарно. Москва объявляет свободу. Запад, ООН, НАТО и кто там у них еще есть жадно за это ухватываются и заранее признают итоги референдума этого легитимными. Украина хочет отделиться? Пускай отделяется, но только с теми гражданами и землями, которые действительно хотят за нею последовать в самостоятельное государственное плавание. Львов, Тернополь, Ивано-Франковск, Винница, Чернигов, может быть. Пусть Киев. Модест Анатольевич считал, уж не знаю почему, что за Львовом даже Ужгород не побежит, само собой, не говоря про Харьков, Донецк, Одессу, Крым и так далее. Есть риск получить на Волге самостийное татарское ханство? Да ради Бога! Почему татарам не иметь собственной страны? Равно как и узбекам, туркменам, таджикам, казахам. Но при этом Модест Анатольевич считал, что с Россией неизбежно останутся все северо-казахстанские области. Государственное тело новой России будет как бы окружено поясом астероидов, начиная с Калининграда, далее Тирасполь, Одесса, Крым, Аджария. Я могу что-то путать, ибо был увлечен этими геополитическими расчетами далеко не так сильно, как Модест Анатольевич. Кажется, что это слишком сложная конструкция? Его это не волновало. Он хотел достичь главного – чтобы максимальное число русских жило вместе. Разделенные народы – это народы несчастные. Взгляните на немцев, корейцев.

Леонид посмотрел по сторонам, как будто эти несчастные народы располагались тут неподалеку под кустами.

– Модест Анатольевич называл это игрой на опережение. Все эти Ландсбергисы собираются вести речь о расширении границ республиканского суверенитета, а им бах – получите полную независимость. Но на наших условиях! Ослепительная возможность обрести эту самую независимость заслонит споры о границах. Тем более какие могут быть споры при наличии у одной из сторон боеспособной армии, спецслужб, партаппарата и отсутствии всего этого у другой стороны.

– А вдруг Ландсбергисы откажутся?

– Модест Анатольевич считал, что это невозможно. Ведь за спиной у каждого из них конкурент, кто-то второй, и он, этот второй, не задумываясь пойдет на сговор даже с дьяволом, чтобы стать первым. Политики всех времен и всех стран одинаковы, любил говаривать Модест Анатольевич, и в этом я с ним согласен вполне. Я только никак не мог понять, почему он, зная цену этой публике, сам столь стремится ей уподобиться. Он был на многое готов ради того, чтобы стать участником сомнительных и бесплодных политических игр. Поверьте мне, у Модеста Анатольевича были более интересные, возвышенные и творческие варианты развития своей личности.

– Верю, – совершенно серьезно кивнул Леонид и начал раздвигать кусты, чтобы проникнуть в самый укромный уголок дачной территории.

Будь что будет, подумал я, собираясь шагнуть вслед за ним. Я действительно был готов на все.

Если он обнаружит мой тайник…

Я стал глядеть по сторонам, выбирая взглядом железяку.

9

Но нас остановил шум у ворот. Клаксон Вероникиного «форда». Никогда не думал, что смогу так обрадоваться появлению этой хамки.

– Это Вероника. Наверно, что-то случилось! – воскликнул я. – Пойдемте скорее.

Да, мой голос звучал слишком неестественно, моя радость от появления наследницы выглядела очень уж фальшивой, но мне в данный момент было все равно, как я выгляжу в глазах сторожа. Пусть он считает меня припадочным, пусть считает кем угодно, лишь бы убрался подальше от моей теплицы!

Леонид вдруг улыбнулся и сказал:

– Ладно, идемте.

Вероника не стала заезжать внутрь, оставила машину за воротами. Вид у нее был озабоченный, очень даже видно было, что у нее дела идут наперекосяк. На меня она смотрела зло, но нетрудно было догадаться, что злю ее в