Сказки Мухи Жужжалки - Надежда Белякова

Светлая слеза умиления покатилась по его щеке и упала на сверкающий камень, украшавший перстень. И вдруг Афоня услышал райскую музыку. Он прислушался и подумал: «Господи, почему это вдруг я в Раю очутился? Неужели я уже умер?» – взгрустнул Афоня. Но прислушался и понял, что чудесная эта музыка исходит от того перстня, что красуется на его пальце. А он-то, пока слеза не упала прямо на камень сверкающий, на время забыл о перстне. Рассматривая перстень, залюбовался им. И замер в восхищении. Перстень этот оказался работы ненашенской, тончайшей, затейливой. Каменья разные, а в серёдке будто сверкание ещё сильнее было. Но эту райскую музыку, доносившуюся из перстня, вдруг заглушили громкие голоса. Это девушки и ребята, его же односельчане, вышли на покос. Светало уже, вот они и шли спросонок, ещё недружно запевая. Глядя на них, подумал Афоня:

– Эх, мне бы туда сейчас, к ним…

Тут всё вокруг него затуманилось. И всего его, с головы до пят, как тёплым одеялом, золотистым облаком окутало и плотным туманом, обволокло. Руки, ноги ватными стали. Афоня сам не заметил, как от креста отделился и тихонечко… поплыл. Вернее – полетел, мягко и плавно опускаясь вниз.

Вдруг почувствовал Афоня под ногами твердь земную. И то странное облако тотчас вокруг него растаяло. И увидел Афоня, что стоит он на земле целёхонький среди односельчан своих. Удивились они. И стали расспрашивать его:

– Да ты откуда, Афанасий, взялся? Тебя ж с нами не было! С неба свалился, что ли?

– С неба, ребята, с неба! Точно!!!! Так и есть! – ответил Афоня.

Ответ Афони никого не удивил, а только рассмешил. Видно было, что ему не поверили. Вся деревня знала Афоню как весёлого шутника. Поэтому никто его особенно и не расспрашивал: ни откуда взялся, ни куда направлялся. Но в этот день у Афони своих впечатлений был перебор. И он направился домой. Не до покоса и не до песен ему было после всего пережитого.

Домой пришёл и загрустил о том, что не дождались младшие братишки-сестрёнки рыбки к ужину. Так ни с чем, без ужина, вся его голодная малышня спать и легла.

Подошёл Афоня к столу с пустыми мисками. Да сам себе в сердцах и сказал:

– Эх! А ведь хотел рыбу поймать! Вот прибыль – перстень диковинный. Завтра на рынке продам его. Глядишь, и полегчает нам. Еды куплю побольше!

И с этими словами потёр рукавом тот самый камушек, что был посёредке перстня. Чтобы сверкал ярче, тогда, может быть, и заплатят в рыночный день подороже. И замечтался о том, что купит он на вырученные деньги. Да только зевота его одолела. Потянулся, широко расставив руки вдоль своего пустого бедняцкого стола. Да так с разинутым ртом и разведёнными руками и замер.

Опять та музыка райская от перстня диковинного с сиянием вместе зазвучала! А перед Афоней – царский пир, непонятно откуда появившийся на его столе, раскинулся! Севрюга, заморскими травами и фруктами украшенная, с картошечкой поджаристой на серебряном блюде разлеглась. Стерлядь поперёк стола раскинулась и красуется на блюде из тонкого, расписанного цветами, фарфора. Чарки, братины с финифтью да эмалями расписными, медовухой до краёв наполненные. Тут тебе и осетрина. И ещё много и щедро всякого разного разносола оказалось теснёхонько расставлено на его крестьянском столе. Всего такого вкусного появилось, чего не то что пробовать Афоне, а и просто видеть-то никогда не приходилось.

От вкусного запаха, которым быстро наполнилась вся изба, голова у Афони закружилась. Братишки, сестрёнки проснулись. Глазёнки таращат на роскошный пир на их бедняцком столе и радуются. Из-под тулупов повыпрыгивали, с печки слезли. И скорей за стол угощаться расселись. С малышнёй своей вместе Афоня угощается, а сам– то удивляется. Радуются детки, благодарят Афонюшку за такую заботу. А сам-то он никак успокоиться не может: «Что к чему?» – всё думает, гадает. Но никак не понимает. Сопоставлять стал, что за чем было. Когда и как всё это роскошество появилось? И всё до мелочей припомнив, Афоня догадался, что сначала он до камня серединного дотронулся. Потом дланью на то, что хочешь, указал. Словом…

Вот так, к рассвету следующего дня от его разгадок этих чудес вся его прежде нищенская изба теперь оказалась вся обставлена и украшена по-царски. Так он, неугомонный, ещё и во двор пошёл. Только вышел из избы, начал опять повторять заученные действия. Сначала – камень на перстне потёр, потом принялся в мечтаниях так и эдак руками разводить. И уж там у себя на бедняцком деревенском дворе такого намечтал!!!

Прекрасный расписной терем, резной-узорчатый, откуда ни возьмись прямо на утреннем облаке, как на подушке, по небу прилетел. Ну, прямо так, как голубь ручной. Облако растаяло, и встал терем рядом с родной и убогой его избёнкой, точно родственник богатый рядышком с нищим братом. Вот так посреди огорода Афони установился, как будто тут всегда и был. Хоть и с опаской, но вошёл Афоня полюбопытствовать: что за терем такой? И, может, кто живой в нём проживает? Когда Афоня вошёл, увидел убранство кругом царское и утварь драгоценную, а поклониться-то некому. Пустой терем. Нет в нём никого. Соблазн промелькнул в голове, и подумал Афоня: «Эх, а ведь как выгодно можно всё это продать вместе с тем перстнем чудодейственным!»

Но парень он был от рождения совестливый. И подумал, что вещи в тереме все дорогие. А значит, таким вещам рано или поздно настоящий хозяин найдётся!

И с того дня не жизнь, а сказка началась для Афони. Что Афоня задумает, так всё в точности тот перстень мигом и исполнит. Сначала посверкает, потом музыка зазвучит, вроде как предупреждает: «Вот сейчас самые чудеса и начнутся, а ты, мол, пока музычку послушай, успокойся!»

А потом каждый раз всё желаемое, что намечтаешь, в точности исполняется. И ни в чём отказа, и никакого предела для Афони в его пожеланиях нет. Своё хозяйство с этой неведомой помощью поправил. Детишек накормил, обул, приодел. Стал и соседям помогать. Пошла слава о нём. Рыбалку любимую, и ту забросил. Не сеет, не пашет, только руками разводит и мечтает. И всё, что ни пожелает, тотчас же к его всеобщему удивлению и удовольствию исполняется самым чудесным образом.

Дошёл слух о тех чудесах и до царского двора. И большой переполох учинил во дворце этот слух. Поэтому глухой безлунной ночью была за Афоней прислана карета с вензелями царскими. Но уж очень нелюбезны оказались слуги царские с нашим Афоней. Ворвались в дом, точно супостаты. Афоню схватили! Руки скрутили и безо всяких объяснений, а лишь с пинками да с бранью доставили связанного к самому царю. Вот так попал наш Афанасий в царский терем. Очумевший от пережитого, перепуганный, он понять не мог: за что??? В суматохе успел рассмотреть среди всей кутерьмы махонького, приземистого человека в короне. Присмотрелся и понял, что это – не иначе, как сам царь и есть. А тот как раз к нему подбежал и, утирая слёзы, о чём-то умоляет Афоню. Выкрикивает:

– Верни! Верни дочку! Всё, что присвоил себе, оставь! Дочку только домой верни!

Тут к царю склонился советник в шитом золотом камзоле, на заморских красных каблуках и прошептал ему на ухо:

– Погоди, – говорит, – сиятельство! Сначала выведаем у него, как он царские твои роскошества присваивал. Может быть, не один он орудовал? А вдруг окажется, что злоумышленников в твоём царстве тьма-тьмущая??? А мы знать не знаем, ничего не ведаем! Виданное ли дело, чтоб среди ночи девичий терем самой царевны исчез?!! Да ещё и сама царевна пропала! Одному это ему не под силу. А не признается…