Англия и Уэльс. Прогулки по Британии - Генри Воллам Мортон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако вот что удивляет. Стоунхендж, в отличие от египетских пирамид, производит впечатление безжизненного. Лично я не побоялся бы остаться ночевать у главного престола, но, по слухам, в любом фиванском храме ощущается присутствие потусторонних сил. В то же время совершенно не возникает чувства единения с древними строителями Стоунхенджа. Это мрачный и непостижимый храм. Некоторые полагают, что здесь проводились зловещие ритуалы, куда более страшные, чем сожжение хорошеньких женщин с Беркли-сквер в плетеных клетках (как это изображалось в викторианскую эпоху). Для меня Стоунхендж является символом всех темных верований, лежащих в основе древней теологии. Здесь располагается святая святых «Золотой ветви» Фрэзера.
Но, как бы то ни было, ныне Стоунхендж выглядит безжизненным. Призрак короля-жреца давным-давно удалился с этого места. Ветер жалобно завывает среди покинутых монолитов, а овцы мирно щиплют траву в тени мертвого храма.
Пока я стоял, предаваясь подобным размышлениям, взошло солнце. На востоке вдоль горизонта залегла тонкая полоска розового света. Огромные камни казались иссиня-черными на фоне неба. Тусклые облака, которые еще недавно закрывали звезды, превратились в золотистые перья на сером полотне. С каждой секундой рассвет разгорался все ярче: розовый цвет перешел в бледно-красный, затем в розовато-лиловый — настоящее горнило, посреди которого торжественно выплывало солнце, чтобы согреть своими лучами Солсберийскую равнину.
Обратно я возвращался через Ларкхилл — городок, хранящий множество воспоминаний. Остановив машину, я вышел и замер в ожидании. Ждать пришлось недолго: вскоре утреннюю тишину нарушил чистый, серебристо-звенящий звук — утренняя побудка! Как странно было снова стоять на равнине (но уже свободным, штатским человеком) и прислушиваться к армейскому горну, выводившему до боли знакомый рефрен… там, в Булфорде, горнист играл эту же мелодию (собственно говоря, в годы войны вся равнина звенела одним и тем же мотивом — сигнал утренней побудки был унифицирован). Сначала мне показалось, что звук доносится из кавалерийской части в Нетеравоне. Но по зрелому размышлению я понял, что подобное невозможно — даже в такое безветренное утро. Скорее всего, это мое воображение играло со мной шутки.
Блуждая взглядом по плоской однообразной равнине, я ударился в воспоминания. Сколько таких утренних побудок осталось в прошлом — добрые товарищи, скверные времена. Каким чистым и пронзительным казался воздух в ранние часы перед завтраком… грохот тяжелых солдатских башмаков по булыжной мостовой, запах конюшни, утренняя выездка без седла…
Всю обратную дорогу до Солсбери я продолжал разматывать нить воспоминаний и мыслей о былом.
4
Я полагаю, Солсбери — это уникальный пример в английской истории, когда город, расположенный на вершине холма, вдруг собрался и весь целиком спустился на равнину, чтобы начать там новую жизнь. Захватившие Британские острова римляне любили селиться на холмах. Среди прочих они облюбовали холм под названием Олд-Сарум, выстроили там укрепленный форт и дали ему имя Сорбиодун. Пришедшие вслед за ними бритты укоренили название крепости до Сарума. Далее город перешел в руки саксов, которые именовали его Сиресбург — то есть крепость (по-саксонски «бург»), заложенная Сиром. Норманны преобразовали это название в Сиресбериг, от которого уже рукой подать до современного Солсбери. Вот какие превращения переживают слова в результате череды иноземных завоеваний!
Я бродил по развалинам того, первого Солсбери и ковырял землю палкой в надежде найти обломок сияющей самосской керамики. Подобная находка — где бы она ни случилась, пусть хоть в самой последней навозной куче — призвана свидетельствовать о давнем присутствии Рима. Увы, ничего стоящего не попадалось. Интересно, почему население Солсбери покинуло это место? Официальная версия историков гласит: в какой-то момент между гарнизоном крепости и церковными властями возникли разногласия, которые вылились в странную, я бы даже сказал, дикую ситуацию. Однажды холодной ветреной ночью, накануне праздника Вознесения, монахи вернулись с процессии и обнаружили, что в церковь им не попасть — двери наглухо заперты. И тогда один из каноников сказал: «Братья, давайте, во имя Господа нашего, спустимся вниз. Там простираются богатые равнины и плодородные долины, изобилующие земными плодами и обильно орошаемые животворными водами. Я верю, там найдется место и для нашей церкви, и для ее покровительницы — Святой Девы, которой нет равной в целом мире».
Особенно мне нравится история о том, как епископ Пур, в 1219 году руководивший переездом на равнину, выбирал место для будущего храма. Якобы он велел пустить стрелу с высот Олд-Сарум и заметить место, куда она упала. Именно здесь и был выстроен Солсберийский кафедральный собор.
Исследуя курган, оставшийся на месте старого Солсбери, невольно приходишь к мысли, что легенды легендами, а не последнюю роль в описываемом событии сыграли такие факторы, как перенаселенность города и недостаточное снабжение водой. Территории на вершине холма вполне хватало для маленькой саксонской крепости, но здание собора и сопутствующие постройки съели фактически все пространство.
Нынешний Солсбери, несомненно, является одним из самых мирных соборных городов Англии. Такое впечатление, что все трагические события выпали на долю Олд-Сарум, а с переездом города на равнину для него наступил период сладостного бездействия. Отсюда, с расстояния в несколько миль, я с удовольствием любовался панорамой лежащего внизу Солсбери: тонкий шпиль, по праву считающийся прекраснейшим во всей стране, гордо вздымается в небеса; дым от множества растопленных каминов порождает легкую голубоватую дымку, как бы окутывающую дремлющий городок. Все вместе создает один из самых прелестных английских пейзажей, какие мне доводилось наблюдать. Хотелось бы также отметить, что при строительстве нового города епископ Пур отошел от традиционной планировки и в каком-то смысле предвосхитил американские принципы градостроения. Улицы Солсбери (и в этом его отличие от большинства средневековых городов) никто не упрекнет в пресловутой «живописной извилистости и запутанности», которые более пристали глухой деревушке, нежели городу с кафедральным собором. Интересно, в чем тут дело: был ли епископ таким оригиналом, или же здесь возродился строгий план римского лагеря, который использовался при строительстве Олд-Сарум?
С поездкой в Солсбери у меня связано два ярких воспоминания. Во-первых, это базарный день. Рынок был забит выставленным на продажу скотом, отовсюду доносилось мычание и блеяние. В центре площади скопились деревенские двуколки, в которых сидели дородные и краснолицые мужики — типичные уилтширские фермеры. Они поджидали своих хозяек (представляете этакую Тэсс, описанную Томасом Гарди, с корзинкой наперевес), в то время как те рыскали по рядам — полагаю, в поисках фильдеперсовых чулок и прочих жизненно необходимых вещей! Я во все глаза смотрел на пеструю толпу, слушал ее говор — разговоры в основном сводились к торговле, но какая же сочная и живая речь отличала этих людей! Я наблюдал за ними в бычьих и свиных рядах, у прилавков, где торгуют овсяной мукой, — вот уж где местного колорита в избытке! Глядя, как эти английские крестьяне — такие простые и основательные, такие настоящие — выходят из пивной, на ходу утираясь тыльной стороной своих больших натруженных рук, я, грешным делом, подумал: такое впечатление, будто железная дорога так и не дошла до Солсбери.