Врата чудовищ - Дара Богинска

Капли пота на лбу Джо казались потекшим белым воском. Он никогда не был таким бледным. Мальчишка не стонал, только дышал тихо и будто сквозь зубы. Даже без сознания его терзали боли, и Чонса не посмела одернуть покрывало, чтобы посмотреть на искалеченную ногу, которую «откусила река».

— Слушать меня, Чонса, — проникновенно сказала шорка, мешая варево, которое успела поставить на огонь, — Тут было безопасно. Там, — ткнула она вверх пальцем, — нет. Твари жрут, люди бегут. Толпы людей на дороги…

Она бегло и понятно изъяснялась на бринморском, если бы не напевный акцент и манера говорить, ломая склонения.

— А отчего ты не пошла с ними?

Южанка пожала плечами и села, скрестив ноги.

— Не люблю людей.

— В этом мы похожи.

Она снова рассмеялась, тихо и бархатисто. Красивый смех. Да и женщина была невероятно эффектной: округлые скулы, тяжелые веки, густо подведенные по южному обычаю чем-то маслянистым и чёрным, чудаковатая ухмылка на пухлых губах, волосы, напоминающие Чонсе чёрную гриву пещерных львов. Еще бы шорка мылась чаще, чем случается конец света…

Чонса положила ладонь на грудь своего спутника. Чувствовать дыхание Джо было приятно. Наверно, подумала она, начинаешь ценить звук дыхания и смеха, услышав вой смерти и страха.

— Как он?

— Сильный. Справится.

— Ты помогла нам. Почему и… ценой чего?

Девушка покачала головой с видом совершенно расстроенным.

— А чего нет? Вам — помощь. И вы здесь. Это — хорошее место.

Она показала пальцем за спину Чонсы. Девушка медленно обернулась и заметила в стене, у которой они прятались, выдолбленную табличку. Похожее Чонса видела в старых криптах близ Канноне — ветхие скелеты лежали в нишах, вырубленных в подземелье. Крупные камни чередовались с черепами и словами на древнем брине. Имена, даты, предсказания и слова молитв. Тогда она подумала, что это похоже на кладовку каннибала со вкусом к древнему вину и белой плесени. Но тот некрополь мог быль этому месту прапраправнуком — как и руинам Йорфа.

Шестипалая догадывалась о назначении этого крупного монолита перед стеной, о том, зачем на камне желобки и что значат оплывшие свечи на нем, смешанные с бурыми подтеками. Здесь Джо лишился ноги.

Здесь эта ведьма пряталась.

Она вспомнила слова медовара — «находят то собачку, то козочку». Чонса посмотрела на незнакомку уже другим взглядом. В чей череп была вдета свеча на жертвеннике? Кто еще видел эту табличку и пытался прочесть древние буквы в попытке понять, из-за чего умрет?

Во взгляде малефики заинтересованности было столько же, сколько опасения.

— И всё же? Что я должна тебе?

— Допустим, я добрая колдунья, — все-таки ответила ей южанка, после чего печально подняла взгляд, — А за это… За это ты мне отдашь его дивные штучки. Эти, — она потянула себя за мочки и показала на Джо кивком.

— Серьги?

— Понравились они мне.

Если честно, Шестипалая только была рада распрощаться с проклятой Костью Мира. Ей — и всем малефикам — было бы без этих амулетов просто чудесно. Жили бы, не боясь за собственные спины, когда за ними маячат ключники. Но что-то в тоне и в самом характере этой просьбы ей не понравилось, поэтому она поколебалась. Однако помощь уже была оказана, а она, пусть и находилась в сознании довольно долго, всё ещё была слаба. На Джо и вовсе без слез не взглянешь. Они нуждались в шорке с её ароматным горячим варевом, навыками медика и травами, способными заглушить боль.

— По рукам. Но сначала ты расскажешь мне, как мы сюда попали и что пропустили.

— Конечно, — южанка кивнула.

— И скажешь своё имя.

— А зачем?

— Чтобы я знала, кому возносить хвалу за чудесное спасение, — огрызнулась Чонса. Женщина посмотрела на неё как-то странно, и, подходя, усмехнулась. Присела рядом, подтащила к себе сумку-мешок, извлекла из неё небольшую обитую металлом фляжку и протянула малефике.

— Нанна. Анна — по вашем, — она поболтала фляжкой, — Выпьем за знакомство?

Если бы Нанна хотела отравить Чонсу, не выхаживала бы её. Поэтому малефика приняла угощение и сделала шумный глоток, обжегший ей горло крепостью напитка. Чонса была искусной выпивохой, но на сей раз не сдержалась и закашлялась.

— И часто ты, — передохнув, вернулась к беседе она, — просто так помогаешь страждущим?

— Век такой, — Анна забрала флягу из её рук и, глотнув, отложила, протянула к огню изящные руки, — что помогать надо. Иначе люди жить коротко и быстро, грустно.

— Целительница, мыслительница и пророчица… Не много ли профессий для шорки?

Анна, конечно, не ответила. Дёрнула плечом, так что Чонса продолжила, обняв колени, рассматривать её. Виски новой знакомой уже тронула седина. Видимо, жизнь культистки была тяжелой, в этих-то подземельях, и Чонса подумала, что, верно, она обитает здесь уже не первую неделю. Возможно, не один месяц. И даже такая отшельница знала о происходящем куда как больше неё.

Она возобновила разговор с тихого, но честного вопроса:

— И ты совсем не боишься меня?

Чонса была убеждена — особенно после увиденного — что ключники и проповедники свалят случившееся на малефиков. Их всегда делают виноватыми. Неурожай, мор, молоко у коровы скисло в вымени, град или засуха — виной тому колдовство, и не иначе. Люди боялись их, и ключники рядом были одинаково нужны и для защиты народа от их чар, и для того, чтобы защищать их от толпы.

Вспомнилось: в годы обучения у неё имелась слабость к другому малефику, звали его Данира, и у него в спутниках были близнецы. Их подкинули в церковь малыми детьми, посчитав, что это та же мутация, что свидетельствует о наличии малефеция у ребенка. Но не каждая диковинка являлась признаком этого, что не мешало забивать камнями, топить в прудах и выгонять из деревень уродов, и опасливо, с презрением относиться к тем, кто заходил в поселение с жёлтыми плащами и татуировками на лице.

Но сейчас Чонса не была уверена, что они ошибаются. Человек рядом с тем существом (разум отказывался запоминать его облик, слишком противоестественный для этого мира) был малефиком, пусть девушка и не видела его лица. И он явно не был против подобного соседства.

Что же они натворили?

— Ты хоть представляешь, что там творится? Видела ту мхара? Если ты о том, что у тебя лицо, то нет. Видеть я следы и страшнее.

— Дело не в том, что у меня на лице. Дело в том, что это означает.

— И что же? — Нанна подалась вперед, решив внимательнее разглядеть ряд точек и черт на лбу и скулах Чонсы. Чуть нахмурилась, — То, что от тебя смердеть, Чонса? Чон-са. Чонса. Чо-о-онса. Это