Краткая история смерти - Кевин Брокмейер

Кроатон. Кроманьон. Пещерные люди. Наскальные росписи. Граффити. Конфетти.

Конфетти. Лори училась в начальной школе, когда последний космический корабль с людьми на борту взорвался над пусковой башней на мысе Канаверал. Камеры запечатлели миллионы обломков пластмассы и алюминия, которые плыли на ветру, отражая солнечный свет и отбрасывая мириады искр, прежде чем дождем обрушиться на зрителей. Когда учительница включила телевизор, Лори — как и все дети — подумала, что смотрит запись какого-то старомодного парада с серпантином и конфетти. Они смеялись и перешептывались, а иногда в глубине класса даже кто-то аплодировал. Тогда мисс Террел сказала, что им должно быть стыдно. «Поверить не могу, дети, что вы радуетесь трагедии. Как это ужасно».

Вскоре на экране появилось и само место взрыва — мятое черное облако в ярко-синем небе, и дети наконец поняли, что происходит. Лори помнила: воцарилось такое молчание, что класс казался пустым, не считая парт, похожих на скелеты, и стульев, составленных рядом на ковре. Такая же тишина встретила Лори в тот вечер, когда она добралась до станции. Солнце уже почти село, когда снегоход въехал во двор. Конечно, Лори измучилась, но она ликовала. Она остановилась под деревянным навесом и спрыгнула на лед. Ветер стих. Несомненно, обитатели станции услышали шум мотора, но никто не вышел навстречу. Лори решила удивить их своим внезапным появлением на пороге. Снег вокруг здания был нетронут — ни отпечатков ног, ни санных следов, только несколько маленьких отверстий, пробитых упавшими с крыши сосульками, которые торчали из сугробов, как столбики забора. Лори пришлось утаптывать наледь ботинками, чтобы проложить дорожку к двери. Подойдя к ней, она забарабанила кулаками. Никто не ответил. Что случилось?

Она повернула ручку и обнаружила, что дверь не заперта.

— Эй! — позвала Лори, заходя в дом.

Свет горел, обогревательные панели работали. Лори даже слышала, как на столе в углу потрескивает передатчик. Но на станции не было ни души.

Сердце у нее сжалось. Она проделала столько миль, сквозь холод и темноту, по колотому льду, — и для чего? Лори осмотрела спальни, ванную, кухню, столовую, на каждом шагу ожидая увидеть человека, который читает книжку, ест консервированные бобы из банки или тасует карты, бесшумно двигая их туда-сюда между ладонями. Насколько она могла судить, здание просто покинули. В нем не было следов человеческого присутствия — ни мокрых ботинок, ни запотевших стаканов с водой. В комнатах царили тишина и порядок. Всякий сказал бы, что станция заброшена.

В гостиной стояла кушетка. Лори вспомнила, что ей уже давно не удавалось вытянуться во всю длину. Она положила ноги на подлокотник и уставилась в потолок. Она ощутила покалывание, кожа начала краснеть, по мере того как раскрывались капилляры. Тепло из обогревательных панелей, буквально осязаемое, охватывало ее. Только теперь, лежа неподвижно, Лори осознала, насколько замерзла. Спина болела, все мышцы ныли. Она провела в пути бог весть сколько дней и мечтала только об отдыхе.

Лори проснулась лишь в середине следующего дня. Ее первой мыслью после пробуждения было, что обитатели станции, наверное, уехали в какую-нибудь разведывательную экспедицию. Императорские пингвины, чьи миграционные привычки изучали на станции, именно в это время года высиживали яйца. Может быть, исследователи отправились наблюдать за ними и разбили лагерь по ту сторону гор.

Но Лори сомневалась, что ученые могли бросить станцию без всякого присмотра. Может быть, они эвакуировались. Возможно, случилось нечто непредвиденное, и их увезли за океан, двадцать человек, оставив оборудование, в расчете вернуться за ним впоследствии.

Лори села у рации, надеясь связаться с «Кока-колой» — с кем-нибудь, способным объяснить, что случилось с обитателями станции, но, когда она попыталась поймать нужную волну, в наушниках зазвучала пронзительная какофония. Лори как будто воткнули в ухо металлический штырь, от этого звука у нее заныл череп. На других частотах она также потерпела фиаско — рация либо молчала, либо испускала тот же отвратительный вой. Она попробовала выйти в Интернет на одном из компьютеров, но безуспешно. А потом Лори увидела на стопке книг, рядом с передатчиком, спутниковый телефон. Она понятия не имела, каким образом он функционирует на таком расстоянии от релейной башни, но тем не менее набрала номер офиса в Атланте. К ее удивлению, после нескольких секунд пощелкивания и гудения появилась связь. Но автоответчик, видимо, не работал. Телефон звонил и звонил. Лори отсчитывала секунды, глядя на часы, висевшие над компьютером, и через пять минут положила трубку.

Когда она набрала тот же номер на следующий день, то услышала лишь негромкое постукивание, которое то появлялось, то затихало, приглушенное расстоянием, точно так же, как звук разорвавшейся на земле бомбы доносится с самых верхних слоев атмосферы.

Станция была полностью обустроена, поэтому Лори не пришлось распаковывать вещи. В душе она нашла мыло и шампунь, в аптечке — аспирин, рядом с раковиной — коробку с сотнями красных и желтых зубных щеток в прозрачных пластмассовых упаковках. Кладовка была набита овощами и кусками мяса, наваленными друг на друга и завернутыми в хрустящую белую бумагу. В шкафу стояли несколько десятков коробок колы и воды. Лори предпочла воду. Она уже много лет как перестала радоваться коле. Оправдалась старая поговорка, что не стоит смешивать работу с удовольствием. Жизнь Лори и так примерно на шестьдесят или семьдесят процентов состояла из «Кока-колы», и она отказывалась посвящать ей сверхурочные.

Поначалу Лори ожидала, что ученые и техники, обитавшие на станции, вот-вот покажутся на пороге, снимая куртки и перчатки и с нарочитым шумом притоптывая ногами, чтобы сбить снег с ботинок. Точно так же она, сидя в хижине по ту сторону гор, ожидала возвращения Пакетта и Джойса. Но дни шли, никто не приезжал, и она привыкла к простору и тишине. Лори не сомневалась, что рано или поздно кто-нибудь вернется за оборудованием и обнаружит ее. А до тех пор она решила просто ждать.

Она то и дело возвращалась к рации, компьютеру и телефону, стучала по кнопкам и набирала номера в надежде услышать человеческий голос, но ей ни разу не удалось связаться с кем-нибудь и поговорить. Ничего страшного. Здесь, на станции, после нескольких недель во льдах, одиночество не так сильно пугало Лори. Она радовалась, что у нее есть настоящая постель, теплая комната и обед, состоящий не только из пеммикана и гранолы.

В середине дня рассеянный солнечный свет держался несколько часов в виде одинокой тонкой полосы над горизонтом. В это время Лори любила выходить на улицу. Прожектора, снабженные колпаками, были направлены на землю, так что она могла беспрепятственно любоваться небом — вылинявшего синего цвета, с широкими красными и оранжевыми полосами и мелкой россыпью звезд, таких ярких, что они просвечивали сквозь атмосферу. Иногда Лори даже видела следы спутников, преодолевавших дыры в озоновом слое. Она ждала, когда солнце скроется и появятся остальные звезды, а потом возвращалась в дом.

Во время одной из прогулок она решила исследовать территорию вокруг станции. Ветер дул так сильно, что шарф развевался, как флаг, и Лори пришлось упираться альпенштоком, чтобы не потерять равновесие. Почва выровнялась, как только она обогнула здание. Лори свернула за угол, остановилась, чтобы отдышаться, и увидела холмики в снегу. Они были твердыми как камень. Лори взобралась на один из них и посмотрела в сторону океана. Вдалеке виднелась ломаная линия воды — череда черных точек и мазков на самой кромке льда. Точь-в-точь послание, набранное азбукой Морзе. Некоторые льдины, отполированные ветром до зеркальной гладкости, сверкали тем же красно-синим, в прожилках, цветом, что и небо. Когда солнце зашло и лед померк, Лори спрыгнула с холмика и пошла дальше, в обход дома.