Девочка и ветер - Драган Мияилович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды на входе в оперный театр у Магнуса зазвонил телефон, и он услышал приглушенный знакомый голос:
– Магнус, ты можешь одолжить мне тысячу крон. Мне они нужны срочно.
Изменившись в лице, строгим голосом он быстро ответил:
– Сейчас я занят. Позвоните мне завтра в рабочее время, – он прервал разговор, боясь, что будет пойман на прелюбодеянии, и сразу же отключил мобильный телефон.
– Кто это был? – вопросительно посмотрела на него супруга.
– Какой-то пациент. Странные люди. Совершенно не умеют уважать чужое свободное время, – ответил Магнус, придерживая входную дверь и пропуская супругу вперед.
В отношениях и с Магнусом, и с Мамукой Ивана всегда использовала одно и то же выражение «одолжи мне», которое звучало более достойно, чем банальное «дай мне», хотя она никогда не возвращала, просто было неоткуда.
На следующий день Магнус пришел к ней. Заметно приободрившаяся, в черном пеньюаре, она встретила его в коридоре. Как только за ним закрылась дверь, он обратился к ней строгим тоном:
– Ивана, ради бога, что ты творишь? Разве мы не договорились, что ты не будешь мне звонить в такое время?
– А что тут такого?
– Как «что такого»? Жена держала меня под руку в холле оперного театра и все могла слышать.
– А когда ты меня водил в оперу? – защищалась она вопросом, на который, застигнутый врасплох, он не смог сразу найти ответ. – Ответь мне, водил ли ты меня хоть раз в театр или кино? Неужели я для тебя менее значу, чем она?
Он молча сел в кресло напротив дивана, на который прилегла Ивана. Одну ногу она вытянула вдоль дивана, а другую согнула в колене. Черный пеньюар соскользнул с бедра, открыв молочную белизну ноги. Магнус почувствовал, как в нем резко просыпается желание, как все бурлит, как будто вернулись былые дни давно прошедшей молодости. Он решил не говорить всего, что намеревался сказать. На столе стояла полупустая бутылка «Бейлиса».
– Что это ты тут пьешь? – он повернул разговор в другую сторону.
– Шоколадный ликер. Если хочешь составить мне компанию, возьми рюмку в серванте.
Голой ногой она провела по воздуху, показывая направление, где находятся рюмки. Нет ничего более чувственного, чем белизна женского бедра в прохладной полутемной комнаты. Он налил себе, засмотревшись на ее длинные светлые волосы, спускающиеся с диванного подлокотника. Его взгляд остановился на перекрестке ее дивно выточенных ножек. Кружева по краям трусиков не позволили ему заглянуть дальше. Под шелковым пеньюаром обрисовывались контуры ее груди.
– Налей и мне! – разнеженно проворковала она.
Пока он наливал ликер, зазвонил телефон. Ивана посмотрела на номер и отключила его.
– Кто тебе звонил?
– Мамука.
– Этот умрет от тоски по тебе.
– Меня это не интересует. В нем вообще нет мужественности. Наскучил мне своими жалобами, что не может жить без меня. На самом деле я воспринимаю его как лучшую подружку. Мямля!
– А меня? – спросил Магнус, самодовольно улыбнувшись.
– Ты о’кей.
Налив ликер, он сел на противоположную сторону дивана, положив ее стопы себе на колени. Он ласкал один за другим ее пальцы на ногах, с мизинца до большого, предав забвению свой гнев по поводу вчерашнего звонка. Почувствовав стопой твердость его члена, Ивана начала нежно гладить ногой по паху. Ее захватила какая-то таинственная радость, и она сама себе показалась такой значительной, если настолько важна доктору Петершону.
– Тебе хорошо? – спросила она его с нежностью, приложив палец к его горячим губам.
– Ты возбуждаешь меня, как никто до тебя.
– У тебя температура, ты весь горишь, – засмеялась Ивана, сев к нему на колени и обняв за шею. Смеркалось. Было так тихо, и только в полутьме слышался сочный звук поцелуя и тихое прерывистое дыхание.
Близилась полночь, когда Магнус Петершон вышел из ее квартиры. Он незаметно положил на кухонный стол шуршащую банкноту в тысячу крон.
Исключительно по причине того, что Магнус все реже давал ей деньги, зная, что она употребит их на покупку наркотиков, а у Мамуки больше взять было нечего, свои ежедневные потребности Ивана удовлетворяла мелкой перепродажей героина и небольшими кражами в магазинах. В последнее время случалось, что она брала от дилера по десять граммов в кредит, обещая, что, как только продаст их, заплатит, но обещаний не выполняла. Они ежедневно приходили к ней, бросали записки с угрозами в почтовый ящик, бешено стучали и звонили, но Ивана, замерев от страха и почти не дыша, упорно молчала.
Однажды после обеда Ангелина была у нее, выполняла домашние задания, когда раздался стук металлической крышки от почтового ящика. Обе застыли, Ивана, поднеся палец к губам, дала ей знак не двигаться, чтобы каким-нибудь неосторожным движением или шумом не выдать, что в квартире кто-то есть.
Испуганная девочка с белым как мел лицом и широко раскрытыми глазами смотрела на дверь. Не дыша, окаменев от страха, она была похожа на белого мраморного ангела с фрески Страшного суда в Сикстинской капелле. С другой стороны двери послышался громкий угрожающий голос:
– Ивана, открывай дверь! Если не откроешь, я разнесу ее! Знаю, что ты тут. Слышишь, что я тебе говорю?
В квартире – тишина, только жужжит бедная черная навозная муха (и откуда она здесь сейчас?). Ивана оцепенело следила за полетом чернокрылого насекомого, задавая себе вопрос, не откроет ли жужжание мухи присутствие кого-то живого в злополучной квартире.
Стук в дверь наконец стих, и топот шагов вниз по лестнице означал, что опасность, пусть и ненадолго, миновала. Спрятавшись за занавеской, они с облегчением смотрели, как дилер, в черной кожаной куртке, уходит с их двора. Поняв ситуацию, девочка посмотрела маме в глаза, из которых еще не исчезла тень страха.
– Мама, тебе страшно?
– Я себя боюсь больше, чем их.
– А я боюсь их и поэтому больше никогда не оставлю тебя одну. С этого дня я буду спать у тебя.
– Хорошо, только о том, что произошло, ничего не рассказывай бабушке. Ладно?
– Договорились.
Девочка глубоко задумалась, а потом, вопросительно подняв брови, спросила:
– Мама, как ты думаешь, может, нам попросить Магнуса несколько дней переночевать у нас?
– Лучше попросим Мамуку.
– Я больше люблю Магнуса, он сильнее.
– Ангелина, у Магнуса – семья. Если бы он спал у нас, его жена стала бы подозревать.
– Ну и что? Он и так больше тебя любит. Если бы это было не так, он не приходил бы к тебе так часто. Пусть живет у нас.
– Доченька, я не хочу быть причиной чьего-то несчастья. Пусть он живет своей жизнью.