Заставь меня остаться - Юлия Гауф

рядом, смотрит на меня украдкой, больше не бросается обвинениями. Прошлое мы обсудили, во мнениях не сошлись, значит всё же нужно время? Я-то точно знаю, что не отпущу её, просто нужно быть… мягче? Более гибким? Терпеливым?

Пытаюсь…

— Вкуснятина, — Алика вгрызлась в бургер, и мне даже послышалось, что заурчала от удовольствия.

— Аль, а тебя тянет на селедку с молоком? На икру с шоколадной пастой?

— Нет, а должно?

— Я многое про беременных слышал.

— Я тоже, — подмигнула она. — Асфальт не нюхаю, мел не грызу, среди ночи не рыдаю из-за отсутствия земляники. Скучная беременность, скажи? Аж стыдно за себя.

Я усмехнулся, хотя с Аликой согласился. Я бы хотел, чтобы она разбудила меня звонком и потребовала свежих устриц с трюфельным соусом или что-то подобное. И нашёл бы. Любой изыск, любое кулинарное извращение.

— Марат, ты был знаком с моей бабушкой? — вдруг спросила она. — Только честно! Кристина мне говорила, что тебя видела у нас, а сегодня подтвердила, что ты к бабуле ходил. Вы знакомы были, или нет?

— Знакомы.

— И? — нахмурилась она.

И я рассказал. Не всё, разумеется. Незачем Алике знать, как сильно сдала Валентина Николаевна. С ней не связывались ни сын, ни Алика. Просто пропали в один момент. Незачем Алике знать и о том, как я сначала относился к её бабушке — с отвращением из-за того, что она родила Веснина. Но я рассказал, как привязался со временем к этой пожилой женщине, как навещал, как оплатил больничную палату и лечение, вот только из-за командировки успел только могилу её навестить.

— Не могу сказать, что полюбил её. Валентина Николаевна мне не родной человек, всё же, но… привязался, — признался я. — Это странно — дружить с женщиной вдвое старше, но мы именно дружили с ней. Она часто о тебе говорила, вспоминала. Тебя она больше любила, чем своего сына.

— Внуков часто любят больше, чем детей. Марат, — Алика взяла меня за руку, и я приготовился к неприятным вопросам, упрекам, к очередному заявлению, что это наш последний обед. — Спасибо тебе!

— За что?

— За то что бабулю навещал. Я даже не знала об этом, — покачала она головой. — Мне говорили, что палату и лечение оплатили, но я думала что это Игнатов. Спасибо!

— Это мелочи.

— Я не только про деньги. Спасибо что навещал. Что не бросил. Я думала что она совсем одна была, никому не нужная, но ты… в общем, спасибо тебе за это, — грустно выдала Аля, и сжала мою руку.

Смотрит с теплом, в глазах нет неприязни и того страха, который уколол меня, когда приехал к ней в день операции Егора. Даже рад был отчасти, что прогнала. Вдруг натворил бы дел, и окончательно бы всё испортил?!

— Не за что, — прохрипел я. — Аль, может вещи начнем покупать для ребёнка?

— Плохая примета.

— Я в них не верю.

— Я тоже, но мало ли. Не хочу рисковать, — Алика потянулась к картофелю. — Лучше основное купим ближе к родам, а всё остальное уже после. Ладно?

— Как скажешь, — решил я согласиться.

Ни хера подобного. Уверен что после родов ни Алике, ни мне не до покупок будет. Так что куплю всё сам, только Алике не стану говорить об этом. А все эти приметы — лажа.

— У нашего ребёнка есть хвост, — вдруг улыбнулась Аля.

— Сам в шоке! Надеюсь, он пропадет до родов!

— А если нет?

— Нашего ребенка я буду любить даже с хвостом, — честно признался я, и Алика рассмеялась.

По-настоящему.

Это странно — сидеть с ней рядом и разговаривать, шутить, пусть и глупо. Раньше мы не так проводили время. Женщина мной воспринималась как та, кого можно любить, трахать, защищать. Но разговаривать с ней, воспринимать всерьез, по-настоящему узнавать — об этом я и не мыслил.

Зря.

В чём-то Алика права. Мы изначально не с того начали. Меня она привлекла, это показалось интересным — иметь дочь того, кого я ненавижу. Я её трофеем воспринимал, и не сразу понял, что люблю. Вот только время не отмотать. Алика жалеет об этом, я тоже, но я это принимаю. Да, начали не с того, но всё можно исправить.

— Как Егор?

— Лучше не будем об этом, — покачал я головой, решив больше не вгонять Алику в стресс.

Она тут же насторожилась:

— Он… Боже, он умер, да? Марат?

— Нет, — снова, уже третий раз за день сжал её ладонь, успокаивая. — Егор жив. Прооперировали. Организм был крепкий, но во время операции возникли сложности. Нас предупреждали, что так может быть. Он в коме.

— В коме, — прошептала Алика.

— Братом занимаются лучшие врачи. Нам не предлагают отключить его, мозг не умер, надеюсь, Егор выкарабкается. Несмотря ни на что он сильный.

— Ты в это веришь?

Нет. Стакан наполовину пуст — эта фраза характеризует мое отношение к жизни.

— Верю, — солгал я.

— Я тоже. Ты… ты прости, что я тебя прогнала в тот день, — тихо сказала Алика. — Я больше о себе думала, а не о том, что тебе может быть плохо.

— Не извиняйся, — улыбнулся, чувствуя подъем.

Алика жалеет, что прогнала меня? Значит, это работает — то, что я дал ей время, и не стал давить? Нужно не просрать момент, и вернуть её, пока Алика под впечатлением от УЗИ и от меня…

— Аль, спасибо что позвала меня сегодня. Я не должен пропускать все эти моменты — сердцебиение, снимки ребёнка, походы к врачу. Это важно для меня.

— И для меня. Тебе правда было интересно сегодня?

— Очень, — я пересел к ней, и приобнял. — Я многое тебе о детях говорил, и о своей неготовности к ним, о нежелании, но… спасибо. Наш ребёнок — сейчас он самое важное для меня. Ты и он. Или она.

Глаза Алики сияют. Ну же, поддайся мне! Чувствую себя подростком, впервые решившим к девчонке подкатить — также растерян. То ли поцеловать, и получить пощечину, то ли поцеловать, и получить поцелуй в ответ? Или вообще не целовать, а ждать?

— Ты ничего не пропустишь, Марат. Обещаю. Мы вроде бы научились ладить с тобой, да? — она погладила моё плечо,