Если обманешь - Кресли Коул

Отвернувшись от окна, она обратила внимание на освещенное солнцем лицо Беа.

— Морис или клиент? — спросила Мэдди, указывая на ее опухшее лицо.

Беа вздохнула.

— Морис. Он бывает таким злым. — Тон у нее был совершенно безнадежный. — Не стоило мне его злить.

Мэдди и Коррин соответствующими возгласами выразили свое негодование, и Мэдди наклонилась к Беа, чтобы утешить. Хотя они с Коррин старались, насколько могли, убедить Беа в том, что она заслуживала большего, у них ничего не получалось. Беа была милой и доброй, но не верила, что ее ждет в будущем что-то лучшее, чем жизнь с Морисом.

Жизнь в Марэ часто оказывала подобное воздействие на обитателей. Их девизом было «от плохого к худшему». Они считали, что, какой бы невыносимой ни была ситуация, она всегда может стать еще хуже. Особенно у тех, кто осмеливался стремиться к лучшему.

«Лучше не искушать судьбу», — говорили они, на что Мэдди про себя отвечала: «Смелость города берет».

Но в этот раз смелость не помогла Мэдди…

Приготовив чай, они перешли на балкон, где расселись на ящиках из-под молока и приступили к чаепитию из разнокалиберных чашек. Черный кот снизошел до того, что позволил Мэдди посадить его себе на колени. Она с удовольствием гладила его теплую шерсть.

— Я думала, он с тобой в ссоре, — сказала Беа, кивнув на кота.

— Так и было. Неделями избегал меня. — Все из-за того, что она объяснила коту, что такая хозяйка ему не нужна. Он мог подыскать себе кого-то получше, кто мог позволить себе кормить его не только яблочными огрызками. Вытянув ноги, Мэдди уперла их в железную ограду, размышляя над тем, как ей недоставало этого — такого простого дружеского общения.

Ей нравилось быть с Клодией и другими представительницами семейства Уэйленд, но сейчас у них оставалось слишком мало общего. Беа, Коррин и Мэдди были близки по духу, хотя у каждой имелись свои тайные разочарования и безрадостное прошлое.

Беа, как и Мэдди, попала в Марэ молодой. Ее мать вышла замуж за бедного солдата и вместе с Беа таскалась за ним по миру — всюду, куда направляли его полк. Беа до сих пор просыпалась с рассветом, и барабанная дробь вызывала у нее подавленное настроение. Их с матерью пропитание зависело от жизни того солдата. Сводить концы с концами удавалось до тех пор, пока Беа не исполнилось двенадцать; потом все рухнуло.

В шестнадцать лет Коррин, дочь образованного английского приходского священника, вышла замуж за проезжего красавчика — французского портного.

«Я портной. У меня свое ателье», — говорил он, хотя на самом деле все было не так и его слова следовало понимать как: «Я живу четырьмя этажами выше пошивочного ателье, зарабатываю тем, что шью одежду для матросов, и каждый заработанный сантим трачу на джин».

После этого у Коррин было еще два мужа, но оба отличались ленью и равнодушием. Она еще как-то терпела первого, но второго вынести не смогла. Она отличалась трепетным отношением к труду. Получала только плату за съем комнат «на шестом» и очень скромную пенсию, однако считала все здание зоной своей ответственности и лезла из кожи вон, чтобы остановить разрушение. Тем не менее, ее самоотверженная борьба на этом поприще была безнадежной. Метла, половая тряпка и трудовой энтузиазм не могли победить время и запустение.

— Мэдди, ты уже пришла в себя? — спросила Беа. — Не расскажешь нам, что случилось с твоим англичанином?

Мэдди лишь наполовину выпила свою чашку, поэтому отделалась коротким комментарием:

— Я съездила в Лондон, где обхаживала его, но в его намерения не входила женитьба, тем более женитьба на мне. Как я и подозревала, — добавила Мэдди, подчеркивая последние слова, поскольку подруги настойчиво уговаривали ее съездить. Она же сама сознавала тщетность своих потуг, но не из-за правила «от плохого к лучшему». Нет, простой логический ход мысли подсказывал, что у богатого и интеллигентного не может быть будущего с необразованной и живущей в трущобе.

— Всего двое суток назад он сказал мне, что не подходит для женитьбы.

— Ненавижу, когда они так говорят, — пробормотала Беа, а Коррин отсалютовала ей чашкой в знак согласия.

Хотя Мэдди думала, что воспоминания о Шотландце еще свежи и будут слишком болезненными, у нее вдруг вырвалось:

— Но был еще один мужчина…

— И?.. — заинтересованно подстегнула ее Коррин.

— Такой высокий здоровый Шотландец, которого я встретила на маскараде. У нас случилось это… нечто… связь, и, по-моему, грубая. — После той ночи ее мысли каждый час возвращались к нему, несмотря на то, что она упорно хотела выкинуть его из головы. — А я даже не знаю его имени.

— Удар молнии, — поддакнула Беа, энергично кивая.

— Любовь с первого взгляда? — с саркастическим смешком переспросила Мэдди. — Я так и подумала. Мне так показалось после крепкого пунша и его непристойных поцелуев.

У Беа загорелись глаза.

— О, Мэдди, ты, наконец, обрела любовника, разве не так? Мэдди вздохнула и рассказала, что произошло потом:

— …А после этого он швырнул мне деньги, как докучливой прилипале, и оставил одну в экипаже.

— В следующий раз уже не будет больно, — заверила ее Беа. — В первый раз всегда очень плохо, но если он был очень сексуальный…

Мэдди знала, что так оно и есть, но страшилась повторения первого опыта, хотя могла с уверенностью сказать, что если это и произойдет снова, то ни в коем случае с каким-то другим очень сексуальным.

— По пути домой я решила, что никогда больше не свяжусь ни с одним мужчиной — слишком свежи воспоминания. — Постаравшись высказать все это равнодушным тоном, Мэдди обратила лицо к солнцу. Хотя она и знала, что это чревато проявлением веснушек на носу, но ей было все равно. — Он оказался настоящим засранцем; в любом случае я не хочу его видеть, даже если он стал бы умолять меня выйти за него замуж.

— А что же твои инстинкты? — спросила Коррин. — Должны же были они предостеречь тебя, если он такое чудовище?

— Мои инстинкты нашептывали, что он… хороший. — Мэдди заметила, как Беа и Коррин обменялись взглядами.

Коррин никогда не сдавала комнату мужчине, пока не получала одобрение Мэдди.

— Почему ты не рассказала своим лондонским друзьям о своих трудностях? — спросила Коррин.

— Я думала об этом. Представляла себе, как все открою за чаем с булочками. Я начала бы примерно так: «Что ж, дело в том, что после смерти папы мы с матерью не сразу переехали в Париж, потому что там, где она родилась, никого не осталось. Мы скрылись от кредиторов посреди ночи. После года жизни в трущобах мать вышла замуж за богатого человека по имени Гийом, и какое-то время мы жили в престижном районе Парижа, в котором, как вы считаете, я до сих пор живу. Но это не так! Я плачу работающей там служанке, чтобы она передавала адресованные мне письма и сообщала визитерам, что я в отъезде».