Попаданец в Дракона - Владислав Андреевич Бобков

смотрела на красного вирмлинга. — Ты хорошо себя чувствуешь? Может чуть попозже? Ты ещё дрожишь после прошлого раза…

— Меньше бесполезных разговоров, больше тренировок! — решительно заявил Думов, делая дыхательные упражнения, словно перед глубоким погружением, и встряхиваясь всем телом. — Фух, начнём!

Лев поднял с пола самый обычный золотой и положил его на свою вытянутую лапу, после чего принялся сверлить его напряженным взглядом.

«Какой красивый золотой, какая у него приятная форма, а этот цвет? Воистину, золото самый благородный металл. И кому принадлежит этот красивый золотой? Правильно, мне. Это моё золото. Никому его не отдам. Оно моё… Моя пре…» — Лев всё сильнее погружался в свои мысли, чтобы следующие слова его ассистентки вырвали его напрочь из чувства блаженства.

— Я хочу забрать твой золотой, отдай его мне. — твердо сказал Латунная и сделала жест, будто хочет забрать золотой Льва.

— Ар-р-р-р-р! — это была далеко не первая попытка, но вырывающийся из глотки красного вирмлинга утробный рык был всё таким же лютым.

Лапа Льва дрожала словно сумасшедшая, когда он всей своей волей боролся с желанием сжать кулак и спрятать монету. Инстинкты драконы сходили с ума, требуя напасть на агрессора и вора, но разум Думова упорно не сдавался.

Словно наркоман, которого корёжит ломка, разум Льва творил с ним жестокие шутки. То и дело Думову приходили внезапные мысли, что вся эта тренировка просто бессмысленна и лучше заняться чем-то полезным. Или что он уже достаточно развил своё упорство, и пора заканчивать.

Но стиснув до хруста клыки, Лев не сдавался. В глазах покраснело от корежащей его злобы, но Думов отказывался прикрыть глаза, чтобы увидеть, как дрожащая лапка Латунной забирает ЕГО золотой и уносит прочь!

Лишь когда та спрятала монетку и инстинкты наконец отступили, Думов позволил себе расслабиться.

— Получилось! — ноги дракончика сдались и Лев обессиленно рухнул на пузо, тяжело дыша и немного дрожа.

— Старший брат, с тобой всё хорошо⁈ — обеспокоенно кружила вокруг него сестра, но он не обращал на неё внимания, позволив чувству победы укорениться.

— Наконец-то я всё же смог дать его тебе забрать. Что же так тяжело-то⁈ — возмутился Лев, чувствуя себя так, будто по нему проехала загруженная фура. — И это всего один сраный золотой. Что же будет с реальным сокровищем?

— Брат, а зачем это? — любопытно спросила Латунная. — Зачем ты себя мучишь?

— Потому что, я не желаю быть рабом своих желаний, — пояснил Лев, всё-таки поднимаясь на ноги. — Если жизнь подбросит мне выбор, отдать своё золото и выжить, или пытаться его защитить и умереть, то я предпочту… — слова застряли в глотке, не в силах пройти дальше, и Думов понял, что ему предстоит ещё много работы.

— …Предпочту сделать разумный выбор. — всё-таки выдавил он.

— Тогда я тоже хочу тренироваться, как старший брат! — решительно заявила дракоша. — Если старший брат что-то делает, то это надо делать. Брат умный.

Лев ухмыльнулся: «Маленькая хитрюга. Нет смысла меня подмазывать, хоть и продолжай. А так, хочешь тренировку? Ты её получишь».

В конце концов, почему он должен страдать один?

* * *

Довольно скоро стало ясно, что граница в два года являлась важной вехой в жизни юных дракончиков. Именно в таком возрасте их мать посчитала, что они достойны начать изучать что-то ещё кроме драконьих традиций и проклятой истории.

Возможно, кому-то покажется странным, почему Лев не очень лестно отзывался об истории своего нового вида, но это лишь по незнанию.

История драконов оказалась одной из самых скучных, муторных и раздражающих вещей, что он когда-либо знал.

Их мать заставила их вызубрить всех своих родственников вплоть до двадцатого колена назубок. Но имена и прозвища их предков, многие из которых жили до сих пор, были лишь частью проблемы. Каждый из её детей обязан был помнить ещё и размер их сокровищ, и важные жизненные достижения. Если же вспомнить сколько драконы жили, то запомнить информацию даже по одному дракону было той ещё задачкой!

Благо, все они обладали отличной памятью на ценные предметы. Лев не знал, как это работает, но если ему дать груду золота и позволить её перебрать по монеткам, после чего перемешать с другой совершенно новой грудой, то он сумеет узнать и отдельно отложить каждую монетку из первой кучи.

Подобной способности не было никакого разумного объяснения, но это, вопреки всякой логике, отлично работало.

Впрочем, со всем, что не касалось драгоценностей, было тяжко. Любая же попытка пофилонить немедленно каралась сокрушающей драконьей ауры. И чем серьезней была ошибка, тем дольше драконица не выключала давление.

Вот почему появление чего-то кроме истории, Лев воспринял с огромным облегчением.

Надо ли говорить, что он немного поспешил со своими ожиданиями?

Убедившись, что её дети более-менее свободно разговаривают, красная драконица поставила перед ними две темы для изучения — счёт и драконья письменность.

И если с первым Льву наоборот пришлось старательно прикидываться валенком, чтобы не «спалить» свои знания, то вот с последним…

«Какого черта этот язык должен быть таким сложным⁈» — в очередной раз схватился за голову Лев, в ужасе смотря на вырезанные на стене пещеры символы. Рядом со стеной висел ярко горящий огненный шар. Их мать оказалась способна на создание магии, которую она использовала для лучшего освещения «письменной доски».

Всякий раз, когда она добавляла «буквы» для изучения, то не стирала предыдущие, а дополняла их, разрисовывая всё больше и больше пространства пещеры. Постепенно разобраться во всём это смешении разнообразных символов становилось всё сложнее, но драконицу не сильно волновали подобные «мелочи».

В дальнейшем, размышляя, Лев примерно понимал, как драконы пришли к тому ужасу, что назывался драконьей письменностью. Вероятнее всего, каждое следующее поколение драконов придумывало всё больше и больше новых слов, но не желали использовать символы прошлых драконов, предпочтя оставить свой собственный след в «истории».

Словно этого было мало, разные темы в драконьей письменности имели разный принцип работы, вновь подтверждая ранее упомянутую теорию. К примеру, говоря о той же еде, способ построения предложений разительно отличался от размышлений о магии. Причём последовательность слов в письме отнюдь не всегда шла в том же порядке, что и в речи.

Как итог, письменность драконов была столь чудовищна перегружена, что могла использоваться лишь существами, способными жить тысячи лет, чтобы её идеально запомнить.

Но как бы не так!

Его сёстры с оскорбительной лёгкостью воспринимали преподаваемые им уроки, в то время как Думов прикладывал все свои силы, чтобы даже просто не отстать! Лишь его успехи в счёте позволили Льву хоть как-то удерживать лицо. Но внутри он-то знал правду!

У Думова было предположение, что драконья письменность как-то связана с инстинктивным пониманием драконьего языка, и так как у него есть