Хулиган напрокат - Алёна Черничная

А Синичкина просто взрывается громким смехом. И это явно не оттого, что ей безумно щекотно. Я в изумлении отшатываюсь от нее, а Леся уже всхлипывает, прикрыв ладонями свои губы.

Вопросительно приподнимаю брови, когда встречаюсь с ее горящим от веселья взглядом.

— Ты сейчас с меня ухохатываешься?

Вижу, что уголки ее глаз уже блестят от смеха. Леся согласно машет головой и непросто не смеется, а буквально ржет надо мной.

Но гул голосов, пронесшийся по комнате, отвлекает наше внимание. Мы одновременно обращаем свои взгляды туда, где начинается какая-то движуха. Пацаны выдвигают два огромных дивана в середину комнаты. А когда на эти диваны под одобрительное улюлюканье толпы садятся несколько парочек, то сразу соображаю, что сейчас будет происходить. Ну держись, Синичкина. Смеется тот, кто смеется последним…

Подхвтив Олесю под локоть, стаскиваю ее с подоконника и уверенно веду за собой.

— Мы куда? — Ей мгновенно становится не смешно.

Ничего не говорю, а просто протискиваюсь вместе с ней через народ, столпившийся вокруг диванов. И толпа немного затихает, когда я и Леся, оказывается в центре комнаты. Это очевидно… Сейчас все внимание и будет приковано именно к нам.

Замечаю, что на полу уже стоит коробка, в которую участники скинули свое баблишко. Одной рукой все еще держу ладонь Синичкиной, а второй — достаю из кармана джинсов всю наличку, что есть. Четыре оранжевые купюры под ошарашенный взгляд Леси летят в коробку. И по залу тут же разноситься одобрительное зрительское «о-о-о-о».

— Максим, что происходит? — в глазах Олеси появляется испуг, но она не сопротивляется, когда я вместе с ней усаживаю на один из свободных диванчиков.

— Успокойся. Мы сейчас просто немного поиграем.

— А что это за игра? Ты уже играл в нее?

— Угу… — хмыкаю я.

Играл. И не раз. Правда, с совершенно незнакомыми девчонками, которые были готовы участвовать в этом чисто ради проигрыша, а не из-за денег.

— Ольховский, что это за…? — растерянно спрашивает Леся, краснея с каждой секундой.

Но конец ее вопроса тонет в громких криках присутствующих:

— Один! Два! Три!

Обхватываю Синичкину за талию и соприкасаю наши лица лбами.

— Макс! — рвано выдыхает Леся, резко упираясь в мою грудь ладонями.

Но ее силенок против захвата моих рук явно не хватает. Слегка отстраняюсь сам, а адреналин просто жжет меня изнутри. Даю сотню баксов, что сейчас всем наплевать на остальных участников. Все таращатся только на нас.

А я смотрю только в широко распахнутые голубые глаза Леси и проговариваю полушепотом:

— Эта игра называется «Попробуй не поцеловаться»…

Леся

— Ольховский, ты офонарел? Я не стану с тобой целоваться, — проговариваю я, до скрипа сцепив зубы.

— Я и не собираюсь, — нагло ухмыляется он, продолжая удерживать меня перед собой, прилепив ладони на мою талии. — Нам нужно не поцеловаться.

— Что за игра дебильная? Так сделать сможет каждый.

— Это только кажется. Обычно в нее садятся играть те, кто испытывает друг к другу хоть какую-то симпатию, но еще не пара. Один соблазняет, другой должен продержаться как можно дольше и не поддаться своим гормонам, — почти шепотом тараторит Максим. Его лицо так близко, что мы едва не цепляемся носами. — Но к нам это не относится. Просто поиграем на публику.

— А если я не хочу так играть? — протестую я и сжимаю пальцы в кулак и пытаюсь всячески увеличить расстояние между нами.

Фигушки. Максим как глыба. Не двигается в пространстве и на наномиллиметр.

— Поздно, — тихо констатирует он, а в его глазах зажигается огонь. — Твой Алеша уже здесь и палит вовсю.

Мое сердце в прямом смысле слетает с привычного ритма. И я даже не понимаю… Это оттого что теперь знаю: сейчас Алекс наблюдает за нами? Или потому что именно в этот момент мою талию сильнее сжимает одна ладонь Ольховского, а вторую он запускает мне в волосы, пройдясь ей по шее к затылку.

Максим рывком снова притягивает меня к себе, будто бы действительно собирается поцеловать. Но Ольховский замирает, а наши лица теперь так близко, что мы соприкасаемся кончиками носа.

Меня парализует от этого странного щекочущего покалывания в груди.

— Давай, Синичкина. Не сиди истуканом. Тебе надо подыграть мне. Всего пять минут. Сделай вид, что тебе все это нравится. Попробуй не сидеть, сжав кулаки, как будто хочешь мне втащить. На нас же все смотрят. — шепчут его губы, а я чувствую сладкий аромат жвачки.

Настолько сладкий, что в моем животе тут же отзывается теплый спазм.

Делаю глубокий неровный вдох. Господи, как же я реально хочу втащить сейчас Ольховскому за все. Особенно за то, что он оказался тогда в той подсобке. За то, что назвал меня стремной. За то, что его ленивая задница оказалась на отчислении именно у моего дедушки. За то, что втянул меня во всю эту авантюру. За то, что из-за него я сейчас зажимаюсь с ним у всех на виду…

И самой себе втащить тоже хочется. За то, что такая слабохарактерная и ведомая. За то, что я стремная дура, решившая однажды пригласит парня на свидание.

Черта с два! Выкусите. И Смирнов в том числе! Лицом я, значит, не вышла для звезды универа?

Разжимаю уже затекшие кулаки. Убираю свои ладони со спокойно вздымающейся груди Макса и касаюсь ими его лица. Осторожно прикладываю их к щекам. Зажмуриваюсь… И как только подушечками пальцев ощущаю мягкое покалывание щетины, я вся покрываюсь мурашками… А Ольховский шумно выдыхает.

От его парфюма у меня кружится голова. Даже с закрытыми глазами…

Я распахиваю их и тут же попадаю под прожигающий взгляд Макса.

Я не понимаю, что со мной происходит. Мое тело одновременно опаливает жар и слабость. Такая же, как и в коридоре, когда Максим заставил обнять себя. Такая же, когда он дышал мне в шею и ухо, пока на нас смотрела Майер. И мое сердце опять пытается выбить мне ребра. Почему так происходит уже сотый раз за вечер?

Рассматриваю каждую черту лица Макса. Выразительные скулы, подчеркнутые впалыми щеками… И только сейчас замечаю на них несколько родинок, рассыпанных в какой-то абстрактной геометрии. А Ольховский лишь вызывающие ухмыляется своими глазами.

— Уже лучше. Не сидишь деревяшкой, — низкий шепот впивается мне в губы, а его пальцы перебирают мои волосы и плавно опускаются к шее.

— Я. Не. Деревяшка, — цежу я, ощущая дикую волну неописуемой злости, смешанной с трепетом.

Склеившись взглядом с глазами Максима, веду головой, задеваю его кончик носа своим, слегка отстраняюсь и запускаю ладони ему в волосы. Странно, но всегда взъерошенная копна казалась такой жесткой, но мои пальцы зарываются в мягкую шевелюру. Я неосознанно сжимаю их…