Цивилизации - Фелипе Фернандес-Арместо

Если в Старом Свете люди следовали за отступающим льдом, то кажется более вероятным, что в Новом Свете обитатели льда пришли извне, по ледяному мосту между Азией и Америкой; возможность перехода возникла потому, что море промерзло досуха. Встретив в Новом Свете лед, эти люди остановились на его краю. Поселения, которые дали некоторым современным исследователям основания утверждать, что люди жили в Америке и до ледникового периода, все оказались более поздними[144]. Во всяком случае народы, которых мы называем инуитами и юпиками или более общим термином — эскимосами, пришли из Азии сравнительно поздно; они перебрались по ледяному мосту или переправились через море и заняли пространства, освободившиеся после отступления ледников[145].

Вначале им приходилось держаться близ границы леса, чтобы иметь средства освещения и отопления; поэтому первые поселения в Новом Свете принадлежат обитателям леса или тундры, а не жителям ледяной пустыни. Однако у настоящих обитателей полюса возникает культура, совершенно не использующая древесину. Когда в 1818 году Джон Росс встретил на северо-западе Гренландии «арктических горцев», он решил, что те считают себя единственными обитателями Земли, будучи отделены от всех прочих средой, непригодной для чьей-либо еще жизни[146]. Гарпуны у них были из бивней нарвала, сани из китовых костей, а инструменты из метеоритного железа; поэтому они остались равнодушны к тому набору подарков, на который европейцы обычно рассчитывают при установлении дружеских отношений в других местах; однако деревянные предметы сразу вызвали у них алчность.

Главным изобретением, позволившим колонизировать ледяную пустыню — возможно, лишь в последнем тысячелетии перед христианской эрой, — стала масляная лампа, вырезанная из мыльного камня и заполненная жиром и ворванью тюленей и моржей. Вероятно, ее происхождение связано с обычаем подбрасывать в огонь каменных очагов комья жира[147]. Это изобретение позволяло охотникам уходить от дома сколь угодно далеко, преследуя мускусных быков до их кладбищ на берегах Северного Ледовитого океана, поедая их внутренности, сваренные в тюленьем жире, или идя за стадами карибу, которые в поисках соли совершали далекие переходы. На карибу нельзя охотиться, когда пожелает охотник; приходится дожидаться начала зимы, когда шкура карибу становится пригодной для изготовления самой теплой одежды[148]. А такая одежда необходима в местности, где зимой температура часто опускается до пятидесяти градусов по Фаренгейту, да и летом тоже бывает пятьдесят, но плюс. Необходимы также мясо и жир крупных млекопитающих; с середины ноября до середины января здесь в полдень царит сумрак, и даже летнее солнце светит косыми лучами, дающими мало тепла.

Освободившись от зависимости от леса, те, кто пользовались масляными лампами, получили возможность охотиться во льдах, где их ждала обильная морская добыча, где не было соперников и где климат позволяет сохранять гигантские туши крупных млекопитающих. Тюленей, насытившихся рыбой, можно было убивать копьями, когда они выныривали из-подо льда, подышать. Моржей и тюленей можно было бить гарпунами с каяков в открытом море: хитроумные зазубренные острия оставались в теле жертвы, пока она не уставала; тогда ее подтаскивали, убивали и везли домой в санях с полозьями из моржовой кости; сани тащили вручную. Подобно любому обществу, люди масляных ламп использовали пригодную для себя технологию, а от другой отказывались. Мы так одержимы своими обманчиво удобными моделями технического развития, что не в состоянии представить себе отказ от такой эффективной технологии, как использование лука и стрел; конечно, на это способны только умственно отсталые дикари! Но чтобы жить во льдах, нужна большая изобретательность, и охотники никогда не отказывались ни от чего полезного. Если судить по их резьбе на камне и кости, воображение у них было очень развито.

Лук — полезный инструмент для охоты в лесу на небольшую дичь, но не в мире льда с его крупными животными; исключение — война между племенами. Мы постоянно отказываемся от полезных технологий не виня себя в варварстве: все труднее найти замену стоячим воротничкам, традиционным чернильным ручкам, механическим часам, трехколесным велосипедам и ширинке на пуговицах; все это во многих отношениях лучше той дряни, что их заменила. Большинство австралийских аборигенов отказались от лука, освоив более простую и эффективную технологию. Жители Тасмании отказались от всех орудий из кости, когда поняли, что могут обойтись без них. Японцы в XVII веке отказались от огнестрельного оружия; почему — объясняет аристократическая чувствительность: самураи не могли перенести унижения искусства войны. Жители Канарских островов до прихода испанцев были не единственным народом в мире, отказавшимся от мореплавания. Отказ от технологии — часть всеобщего процесса изменений и обычно предпринимается сознательно и по веским причинам[149].

Архитектура древних охотников во льдах вряд ли способна была отразиться на облике местности: они копали свои летние жилища в земле, обкладывали дерном и покрывали шкурами. Зимой они переселялись на ледяные поля, чтобы охотиться на тюленей, и тогда вырезали блоки плотно слежавшегося снега и строили снежные дома — «иглу», которые стали обязательным признаком рассказов об Арктике для детей. Однако эти охотники пользовались и камнем и создавали внушительные сооружения. Строили каменные стены, загоняя карибу в озера, чтобы легче их убить[150]; сохранились также немногие обрушившиеся постройки из сухого необработанного камня, которые относятся к первому тысячелетию нашей эры; назначение их неизвестно, хотя кажется вероятным, что это места для совершения обрядов.

В этих широтах изменение температуры на несколько градусов способно преобразовать экосистему, что происходит ежегодно, когда лето сменяет зиму и наоборот. Сумрачную полутьму изгоняет яркий безжалостный свет, жизнь выбирается из ущелий и трещин во льду — и забирается обратно, когда солнце исчезает и вновь сгущаются сумерки. Структурная перемена климата может изменить границы поселения, уничтожая целые виды и делая нелепым образ жизни, который продержался не одно столетие. Что-то в этом роде произошло примерно тысячу лет назад, когда относительно теплый промежуток нарушил привычный образ жизни охотников во льдах. Сменившая их культура, насколько мы можем судить, принадлежала тем, кто шел за охотниками. Ее распространяли морские мигранты; они двигались вдоль южного берега Северного Ледовитого океана с востока на запад по линии, которую мы называем Северо-Западным проходом[151]. По крайней мере возможность подобной миграции продемонстрировал исследователь Джон Боксток, и это соответствует всем известным нам фактам.