Николай Грозный. Блеск и величие дворянской России - Валерий Шамбаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но начальник гвардейской артиллерии генерал Сухозанет примчался встревоженный. Рассказал – когда приводили к присяге конную артиллерию, несколько офицеров стали кричать, что присягать нельзя. Дескать, законный царь Константин, а его брата Михаила специально убрали из Петербурга. Порядок кое-как навели, и смутьяны разбежались. Сухозанет распорядился арестовать их, когда вернутся. Однако Николай не желал омрачать начало царствования. Приказ об аресте он вообще отменил. И наконец-то в столицу прикатил долгожданный Михаил Павлович. Его немедленно послали в конную артиллерию. Едва он появился, солдаты поняли, что их обманывали. Дружно принесли присягу Николаю.
Но после этого прискакал начальник штаба Гвардейского корпуса Нейгардт, совершенно растерянный. Доложил – в Московском полку Щепин-Ростовский и Николай Бестужев с группой офицеров объявили солдатам: Константин от престола не отказывался. Его схватили и держат «в оковах», как и Михаила – а он был шефом Московского полка. Александра Бестужева представили, как посланца Константина, бросили призыв: «Царь Константин любит ваш полк и прибавит вам жалование, кто не останется ему верен, того колите!».
Командир полка Фредерикс и командир бригады Шеншин пытались утихомирить мятежников. Но Щепин-Ростовский кинулся на них с саблей, обоих тяжело ранил. Ранения получили и полковник Хвощинский, рядовой и унтер-офицер, принявшие сторону командиров. Около 800 человек, захватив знамя полка, вырвались на улицы. С криками: «Ура, Константин!» – двинулись к Сенатской площади. Увлекали за собой встречных военных, разношерстное простонародье, за нестройной воинской колонной разрасталась буйная толпа.
Николай для молебна уже оделся в парадный мундир Измайловского полка – но внутренне оказался готов к подобным неожиданностям. Действовать он начал без промедления. Всех приближенных, кто оказался под рукой, он сразу разослал в верные полки. Приказал выводить их против мятежников. Строго одернул командира Гвардейского корпуса генерала Войнова, ошалело метавшегося на лестнице. Указал – его место там, где его подчиненные вышли из повиновения. Своего адъютанта Кавелина Николай отправил привезти детей: наследника Александра, маленьких дочек Марию, Ольгу, полугодовалую Сашу – ведь они в Зимний еще даже не переехали. Жили в прежнем доме родителей, Аничковом дворце! Могли попасть в руки злоумышленников.
Но жену государь не хотел тревожить раньше времени. Сказал ей, что должен отлучиться, потому что «артиллерия колеблется». Правду она узнала от свекрови. Мария Федоровна зашла к ней, одевающейся для молебна, и сообщила: «Не рядись, дитя мое. В городе беспорядок, бунт». А муж ушел туда, в неведомое. Разослав всех, кто был при нем, он оказался один. Направился в караульное помещение. Туда как раз пришла смена, рота Финляндского полка, часть солдат разводили на посты. Николай построил тех, кто был в наличии. Спросил, принесли ли воины присягу ему? Ответили положительно, и он объявил: «Ребята, теперь надо показать верность на самом деле. Московские шалят. Не перенимать у них и делать свое дело молодцами. Готовы ли вы умереть за меня?» Дружно откликнулись – «Готовы!».
Государь приказал зарядить ружья и сам повел роту к дворцовым воротам, перекрыл их. Вся площадь была заполнена съехавшимися ко дворцу экипажами и любопытным народом. И здесь же появился окровавленный полковник Хвощинский. Царь велел ему где-нибудь укрыться, чтобы не нагнетать панику. Решил, что надо выиграть время, пока подойдут войска, и вышел к народу. Один. Люди увидели его – красивого, статного. Хлынули к нему. А Николай Павлович зычным голосом спросил: «Читали ли вы мой Манифест?». Большинство не читало. Император взял листок у кого-то из толпы и сам начал зачитывать. Громко, не торопясь, с пояснениями.
А когда закончил, рядом вынырнул Нейгардт. Доложил – восставшие заняли Сенатскую площадь. Но государь уже чувствовал – масса людей слушается его. Это его верные подданные. Больше ничего не скрывал, сообщил о мятеже. Он не ошибся. Толпа загудела, сомкнулась вокруг него. Кричала, что не выдаст его, растерзает злодеев. Отставные инвалиды с Георгиевскими крестами рвались охранять его. Другие люди старались поцеловать руки, фалды мундира. Николай был глубоко тронут. Крикнул: «Ребята! Не могу поцеловать вас всех, но вот – за всех». Поцеловал ближайших – и народ свято стал передавать друг другу поцелуи царя!.. Однако император понимал, что в предстоящих событиях массе людей не место, это только лишние жертвы. Как раз показался батальон преображенцев, и Николай, возвысив голос, стал объяснять: навести порядок – дело властей. Посторонним вмешиваться не нужно и опасно, он велит всем идти по домам.
Сказал: «Дайте теперь место» – и толпа повиновалась, стала отодвигаться к краю площади. Перед дворцом выстроились преображенцы. Как выяснилось, у них ночью в одной из рот появился незнакомый офицер. Агитировал против присяги. Фельдфебель Косяков с солдатами сами задержали его. Вмешался дежурный по батальону, почему-то требовал отпустить незнакомца с извинениями. Но фельдфебель обратился к своему командиру роты, жившему поблизости, и агитатора все же арестовали. Государь напомнил преображенцам о присяге, спросил, готовы ли идти за ним. Ответом было общее: «Рады стараться!». А пока он говорил с солдатами, со стороны Невы к Зимнему дворцу тихо, будто украдкой, подкатила простая извозничья карета. Это тайно, не привлекая внимания, привезли царских детей. В более безопасное место…
О событиях в Петербурге еще не знали ни в Москве, ни в других городах огромной России. Но узнали вдруг в глухих лесах Темниковского уезда, в Саровской пустыни. В этот день, 14 декабря 1825 г., святой старец Серафим, недавно вернувшийся из затвора, вышел потрудиться, перекладывал поленницу дров. Но, как рассказывал его келейник Павел, внезапно батюшка взволновался. В страшном беспокойстве стал бегать по двору со словами: «Драка! Драка!». Известил: «В Петербурге бунт против государя!» Начал описывать, что происходило в столице. Прерывыл рассказ горячими молитвами [29]. А ведь то же самое было 8 сентября 1380 г., когда преподобный Сергий Радонежский увидел духовным взором поле Куликовской битвы. Конечно же, такое совпадение не случайно. Наступил еще один критический день нашей истории. Решался вопрос не о том, кто и как будет править Россией. Нет, решалась ее судьба. Быть ли ей? Или обвалиться в кровавый хаос революции…
Восстание декабристов, Николай I на Сенатской площади
Милорадовича подчиненные разыскали в гостях у дамы. Узнав о восстании, он кинулся к царю. Застал его на Дворцовой площади перед строем преображенцев. Генерал-губернатор был растерян. Бормотал: «Дело идет дурно, ваше величество… они окружают памятник (Петру I – авт.) … но я пойду туда уговаривать их». Государь ни словом не осудил его за то, что он прошляпил заговор. Согласился: «Солдаты вас знают, любят и уважают; уговорите же их, вразумите, что их нарочно вводят в обман; вам они скорее поверят, чем другим».