Женщины, которые любят слишком сильно. Если для вас «любить» означает «страдать», эта книга изменит вашу жизнь - Робин Норвуд

Мелани отстала на шаг, чтобы подобрать пару зазубренных листьев; их острые кончики загибались кверху, как у высушенных морских звезд, показывая бледную изнанку. Помолчав, она тихо сказала:

– Моя мать не была алкоголичкой, но то, о чем вы рассказывали сегодня утром, – как болезнь влияет на семью, – это как раз про нее. Она была душевнобольной, т. е. действительно сошла с ума и в конце концов от этого умерла. Она страдала от глубоких приступов депрессии, часто лежала в больнице, и иногда ее долго не было дома. От лекарств, которые прописывали, чтобы ее «вылечить», ей становилось только хуже. Из бодрой сумасшедшей она превратилась в заторможенную. Но при всей заторможенности, вызванной лекарствами, одна из ее попыток покончить с собой удалась. Хотя мы старались никогда не оставлять ее одну, в тот день все мы ненадолго разошлись кто куда. Она повесилась в гараже. Ее нашел отец.

Мелани резко мотнула головой, словно стараясь прогнать тягостные воспоминания, и продолжала:

– Сегодня я услышала много такого, что могу отнести к себе. Но вы сказали, что дети алкоголиков или те, кто вырос в других неблагополучных семьях вроде нашей, очень часто выбирают себе партнеров, зависимых от алкоголя или других веществ. Но Шон совсем не такой. Слава богу, его не особенно тянет к выпивке и наркотикам, но у нас есть другие проблемы, – она отвела взгляд и вздернула подбородок.

– Вообще-то я терпеливая… – подбородок опустился, – но меня это начинает доставать. – Тут она посмотрела мне в глаза, улыбнулась и пожала плечами. – Мне все время чего-то не хватает: еды, денег, времени, только и всего… – Она преподнесла это как шутку, на которую следует ответить смехом и не принимать всерьез. Мне пришлось вытягивать у нее подробности, которые она выложила будничным тоном.

– Шон опять уехал. У нас трое детей: Сьюзи – шесть, Джимми – четыре, а Питеру – два с половиной. Я работаю неполную неделю в канцелярии больницы, учусь на медсестру и пытаюсь вести хозяйство. За детьми обычно присматривает Шон, когда не ходит в художественную школу или не уезжает. – Она сказала это без малейшей горечи.

– Мы поженились семь лет назад. Мне тогда было семнадцать, я только что окончила среднюю школу. Ему – двадцать четыре; он немного играл на сцене и время от времени посещал театральную школу. Снимал квартиру вместе с тремя друзьями. Обычно по воскресеньям я закатывала для всех грандиозный пир. Я была его воскресной подружкой. По пятницам и субботам он или был занят в театре, или встречался с кем-то еще. Тем не менее в этой квартире меня все любили. Моя стряпня была для них главным событием недели. Они все подшучивали над Шоном, уговаривали его на мне жениться, чтобы я о них заботилась. Наверное, эта идея ему понравилась, потому что он послушался. Он сделал мне предложение, а я, разумеется, согласилась. Я была вне себя от счастья. Заполучить такого красавца! Вот, посмотрите. – Она открыла бумажник и вынула запечатанные в пластик фотографии.

На первой был Шон: темные глаза, точеные скулы, глубокая ямка на подбородке и выражение мрачноватой задумчивости на лице. Мне показалась, что это уменьшенная копия фотографии, обычно украшающие портфолио актеров и моделей, и я спросила, так ли это. Мелани подтвердила мою догадку и назвала имя очень известного фотографа.

– Вылитый Хитклиф[4], – заметила я, и она гордо кивнула.

Мы вместе посмотрели остальные фотографии, запечатлевшие троих детей в разном возрасте: вот они ползают, вот делают первые неверные шаги, вот задувают свечи на праздничном торте. Я надеялась увидеть менее картинную фотографию Шона и отметила, что его нет ни на одном из детских снимков.

– Это потому, что он обычно фотографирует. У него приличный опыт в фотографии, а еще в актерском деле и живописи.

– Так теперь он работает в одной из этих областей? – спросила я.

– Да нет. Мать прислала ему денег, так что он снова подался в Нью-Йорк. Хочет посмотреть, какие там есть для него перспективы. – Ее голос стал почти неслышен.

Учитывая явную преданность, которую Мелани питала к своему мужу, можно было ожидать, что она с надеждой воспримет эту его вылазку в Нью-Йорк. Убедившись в обратном, я спросила:

– В чем дело, Мелани?

Впервые выразив недовольство, она призналась:

– Все дело не в нашем браке, а в его матери. Она постоянно присылает ему деньги. Каждый раз, когда он собирается пожить с нами или поработать ради разнообразия, от нее приходит чек, и только мы его и видели. Она не может ему отказать. Если бы только она перестала давать ему деньги, у нас бы все наладилось.

– А если она никогда не перестанет? – спросила я.

– Тогда Шону придется измениться. Я заставлю его понять, как он нас всех изводит. – На ее темных ресницах повисли слезы. – Ему придется перестать брать у нее деньги.

– Мелани, судя по тому, что я от тебя услышала, это маловероятно.

Ее голос зазвучал громче и решительнее:

– Ей не удастся его погубить. Он обязательно изменится.

Мелани нашла на редкость большой лист и следующие несколько шагов подбрасывала его носком туфли, наблюдая, как он превращается в клочья. Я выждала несколько минут, а потом спросила:

– А что еще?

Продолжая пинать лист, Мелани ответила:

– Он много раз бывал в Нью-Йорке, там у него кто-то есть. – Это тоже прозвучало тихо и буднично.

– Другая женщина? – спросила я, на что Мелани отвела взгляд и кивнула. – И как давно это тянется?

– Да уже несколько лет, – девушка пожала плечами. – Это началось во время моей первой беременности. Я его почти не винила. Ведь я была так больна и несчастна, а он был далеко.

Как это ни удивительно, Мелани винила себя в неверности Шона, как и в том, что ей приходится содержать его и детей, пока он пробует себя на разных поприщах. Я спросила ее, не задумывалась ли она когда-нибудь о разводе.

– Вообще-то мы какое-то время жили врозь. Это звучит смешно, потому из-за его постоянных отлучек мы все время живем врозь. Но однажды я сказала, что хочу пожить отдельно, – главным образом потому, что хотела его проучить, и мы по-настоящему расстались почти на полгода. Он продолжал мне звонить, а я посылала ему деньги, когда он был на мели, – если у него что-то срывалось и нужно было продержаться, пока не подвернется другая возможность. Но в целом мы были каждый сам по себе. Я даже познакомилась с двумя мужчинами! – В голосе Мелани прозвучало недоумение: ей было странно, что мужчины проявили к ней интерес. – Оба так хорошо относились к детям, оба с готовностью помогали мне по хозяйству, чинили все, что нужно, и даже покупали мне необходимые мелочи. Было приятно, что они меня так балуют. Но я-то к ним ничего не чувствовала – ничего похожего на то влечение, которое все еще испытывала к Шону. Так что, я опять вернулась к нему, – она усмехнулась. – И пришлось ему объяснять, почему дома все в полном порядке.