Царь Федор Иванович - Дмитрий Володихин

Конечно, уже в первые месяцы царствования Федора Ивановича Б.Ф. Годунов демонстрирует очевидные признаки огромного влияния при дворе. Можно было бы продолжить доводы А.П. Павлова, добавив в его «копилку» еще несколько фактов: в армии усилилось влияние старомосковских боярских родов, на высокие воеводские посты часто назначались Годуновы, Сабуровы, Плещеевы; во время венчания Федора Ивановича на царство Борис Годунов, как уже говорилось, сыграл высокую «по чести» роль.

Но все это — факты, подтверждающие весьма значительное влияние Годуновых и лично Бориса Федоровича, а не их доминирование. Помимо слов Новосильцева, нет серьезных доказательств того, что Б.Ф. Годунов уже к середине 1584 года сделался единоличным «правителем» Московского государства. Да, Борис Федорович обладал огромным весом в дипломатическом ведомстве и мог заставить посланника дать ему возвеличивающую характеристику. Да, в Боярской думе он имел много сторонников, но еще не большинство. Да, его партия получила серьезный вес в армии[30], но тогда же, в 1584—1586 годах, на ключевые воеводские должности нередко назначались и его противники: те же князья Шуйские, князь Ф.И. Мстиславский, князь И.М. Воротынский. А казну контролировали Головины — прямые приверженцы Шуйских.

Более того, есть прямые свидетельства, опровергающие точку зрения А.П. Павлова.

В августе 1584 года из Москвы уезжал английский дипломат Баус. Комментируя положение в столице России на тот момент, он, среди прочего, отметил: «Никита Романович и Андрей Щелкалов считали себя царями и потому так и назывались многими людьми». Годуновых он счел людьми достойными, но не располагающими властью. Выходит, до поры до времени прочность положению Бориса Федоровича на высотах власти придавала дружественная позиция Никиты Романовича Юрьева. И если бы не это, как знать, сумел бы глава разветвленного семейства Годуновых удержаться рядом с монархом, сконцентрировать колоссальную власть в своих руках, обеспечить высокими чинами родню. Возможно, одной лишь общей крови с царицей и доброго отношения царя для этого не хватило бы. А Романовы-Захарьины-Юрьевы — все-таки очень сильный род, на протяжении нескольких поколений стоящий у подножия трона…

Другой англичанин, Джером Горсей, доверенное лицо Б.Ф. Годунова, заявляет, что после смерти Ивана IV его фаворит приобрел власть «князя-правителя» (lord-protector), но тут же добавляет: «Три других главных боярина вместе с ним составили правительство». Это, по словам Горсея, Н.Р. Юрьев, князья И.Ф. Мстиславский и И.В. Шуйский. Следовательно, произошло своего рода деление пирога власти на куски.

Когда скончался старик Никита Романович, Годуновы оказались лишены поддержки со стороны могучего союзника. И положение их заколебалось. Дело тут не только в беспорядках, вспыхнувших по воле Шуйских. Политические интриги, инициированные Б.Ф. Годуновым, развивались с переменным успехом. Порой иностранные дипломаты рассматривали его положение как недостаточно прочное, воспринимали дьяка Андрея Щелкалова как равновеликую и даже более устойчивую фигуру; Борис Федорович вел рискованные переговоры то о новом браке своей сестры в случае смерти царя, то о предоставлении политического убежища своей семье в Англии, переговоры эти не удавалось скрыть, и сам факт их ведения худо сказывался на репутации Годунова.

Итак, очень хорошо видно: пока не рухнула партия Мстиславских-Шуйских, царский шурин вынужден был делиться властью и не обладал ее полнотой. Таким образом, всесильным правителем Московского царства Борис Федорович сделался лишь на исходе 1586-го. А прежде ему пришлось провести два с лишним года в изнурительной и опасной борьбе.

Впрочем, даже после поражения Шуйских над головой Б.Ф. Годунова нависал дамокловым мечом сам факт существования царевича Дмитрия… За спиной мальчика стояли Нагие, надо полагать, до крайности обозленные своим положением полуссыльных. По мере взросления малолетнего царевича они могли превратиться в серьезную проблему. У Нагих не было ни малейшего допуска ни к делам правления, ни к особе монарха. Они просто не имели возможности «прорваться» наверх и навредить Борису Федоровичу. Серьезную угрозу представляла для Годуновых иная ситуация: сам государь мог заинтересоваться судьбой младшего брата, вызвать его в столицу… а за ним потянулась бы родня… кто-нибудь из Нагих вошел бы в доверие к Федору Ивановичу… что ж, тогда плоды рискованного противоборства с Шуйскими могли исчезнуть в одночасье. Но в 1586 году, когда Дмитрий был еще малышом, он вряд ли мог заинтересовать Федора Ивановича. Таким образом, на протяжении нескольких лет Годунов мог безмятежно наслаждаться политическим первенством.

* * *

Всё, сказанное выше, относилось к дворцовым интригам, то есть к оборотной стороне политики. Обращаясь к ее лицевой стороне, иными словами, к государственной работе, хотелось бы подчеркнуть: политика России за первые два с половиной года царствования Федора Ивановича вовсе не является плодом единоличного творчества Бориса Годунова. Это очень важно. Государь не мог дать своему шурину всей полноты «соправительской» власти, покуда существовали влиятельные аристократические группировки, противостоявшие Годуновым.

Пусть царь, как уже выяснилось, не принимал особенного участия в делах правления. Но в Боярской думе сидело несколько крупных самостоятельных политиков. Соответственно, правительственный курс рождался из суммы многих воль при формальном старшинстве конюшего Б.Ф. Годунова. За успехи Московского государства в 1584—1586 годах следует поминать добрым словом, помимо Бориса Федоровича, еще и Н.Р. Юрьева, князей И.Ф. Мстиславского, И.П. Шуйского, думного дьяка А.Я. Щелкалова, думного дворянина М.А. Безнина…

Вместе им удалось многого достигнуть. Они пребывали в постоянной борьбе за первенство, они мечтали уничтожить, растоптать соперников, но при всем том успевали поработать на благо России. Можно только удивляться качеству русской политической элиты XVI века: составлявшие ее нравные честолюбцы, люди гордые и амбициозные, оказались в достаточной мере сильны, умны и храбры, чтобы на крепких плечах своих вынести груз бесконечных войн и колоссального административного хозяйства России. Позднее слово «аристократия» приняло в русском языке негативный оттенок. В аристократах стали видеть бездельников, ждущих больших благ и карьерного роста за одну лишь «высокую кровь», по одному лишь праву рождения. Но это — внуки и правнуки поистине великой русской аристократии допетровской эпохи. А она, древняя наша знать, обязана была очень много трудиться на государя и государство. Да, служилая аристократия России много интриговала, устраивала заговоры, не брезговала порой предательством. Но все же она представляла собой собрание людей, превосходно справлявшихся со своими обязанностями на поле брани и в зале совета. Те самые бояре, которым в советское время создали негативный образ — безграмотных жирных болтунов, сидящих в Думе, «брады уставя», — в действительности то и дело отправлялись в походы, вели переговоры с иностранными дипломатами, управляли городами и областями, возглавляли «приказы»[31], занимались судейской работой и нескудно жертвовали на воздвижение храмов. Среди них наш современник без труда обнаружит десятки деятелей, коими страна должна бы гордиться, ибо они стали настоящими звездами в армии, дипломатии или на поприще устроения государства. Русский народ в недрах своих, на почве православной культуры, вырастил мощную силу — самостоятельную национальную элиту, обладавшую превосходными качествами.