Навстречу мечте - Евгения Владимировна Суворова

Я не знала, что сказать. Что за поле? Почему радиация? Или он это говорит, чтобы нас припугнуть? Честно говоря, я думала отказаться и просто лечь спать. Однако Максим сказал, что пойдет. Я была не в восторге от мысли оставаться одна в квартире на пару часов и согласилась. В общем, мы шли на какое‑то поле жечь костер.

Поле находилось недалеко от нашего дома. Мы подошли к бетонной стене и отыскали участок, где не было колючей проволоки. Игорь оказался по ту сторону первым и помог мне слезть с забора. Когда все были в сборе, мы двинулись дальше. Здесь было очень темно, видно лишь высокую траву прямо перед нами. Это место напоминало мне картофельное поле. Я чувствовала, что иду будто по грядкам. Где‑то далеко, на другой стороне поля лаяли собаки, и это меня жутко пугало. А вдруг они знают, что мы тут? Мои мысли рисовали змей в кустах и клещей, но я старалась не думать ни о чем. «Смотри вперед, дыши спокойно», – внушала я себе.

Наконец мы остановились у дерева. Игорь достал спиртовые таблетки, Максим насобирал мелких веток, а я лишь наблюдала за процессом. Я никогда не видела, как разжигают костер таблетками, и с интересом наблюдала за действиями Игоря.

– Как у тебя там с работой? – спросил Максим Игоря, скидывая ветки на землю.

– Фигово, если честно. Платят мало, зато налоги хорошо вычитают.

– Кстати про налоги, я видел недавно одну статью на Пикабу… – Максим быстро нашел ее в интернете и стал читать:

Александр Иванович перешагнул порог квартиры, повесил на вешалку плащ и только тогда снял с переносицы датчик, показывающий, какой объем воздуха он потребил за время передвижения по Москве. Налог на воздух в России стали взимать уже давно, пять лет назад. Мотивировали тем, что на эти средства установят очистные сооружения. Александр Иванович снял шагомер – небольшие ножные кандалы, соединенные тонкой цепочкой, тоже снабженной датчиком – за передвижение по улицам также брали налог, который, по уверениям чиновников, тратился на ремонт тротуаров.

Прошел в комнату. Теща, как обычно в это время, смотрела передачу «Новости Мавзолея», которые давали населению ощущение вечного покоя. На экране вокруг ленинского гроба расхаживал комментатор и вещал про стабильность во всех сферах. Жена варила макароны. Сын играл с рыжим котом, который ловил бумажный бантик.

– Саша, ты заплатил налог на кота? – строго поинтересовалась теща.

– Забыл.

– Да, еще налога на кота нам не хватало, – улыбнулся Игорь.

– Если все наши налоги сложить, то получится ни фига не тринадцать процентов. Там все шестьдесят, учитывая взносы в Пенсионный, Медицинский и прочие.

– Это Россия, детка, – засмеялся Максим.

Около двух часов ночи мы стали собираться обратно. Потушили костер и пошли к противоположной стороне забора. Мы вылезли совсем с другой стороны, чтобы Игорю было не так далеко идти до дома. Распрощавшись, побрели по темным дворам, сверяясь с картой в телефоне. Кое-где слышались голоса, бродили люди, лаяли собаки. Мы шли быстрым шагом, крепко взявшись за руки. Стрелки часов перевалили за три часа ночи, когда мы подходили к дому. Наконец можно было выдохнуть спокойно, лечь в кровать и уснуть.

Собрались мы только через день, предварительно сдав ключи владельцу квартиры. Мы решили еще раз прогуляться по улицам, красиво залитым солнцем, и взглянуть на бурные воды Енисея. Возле церкви нас кто‑то окликнул:

– Путешественники! Вы откуда, ребятки?

Перед нами стоял невысокий мужчина с рыжей бородой и широко улыбался. Казалось, Слава, так он представился, был рад нас видеть, словно своих давних знакомых.

Мы рассказали ему в двух словах о нашем путешествии и очень удивились, когда он сказал, что тоже ездит по миру, но только почти ничего не берет с собой.

– Бог помогает. Помолись ему, и он даст то, в чем нуждаешься, – заверил Слава.

Пока мы шли в сторону набережной через парк аттракционов, наш новый знакомый желал почти каждому прохожему доброго утра и хорошего дня. Это меня немного удивило, но также и обрадовало: мы познакомились с таким открытым миру человеком. В ответ Славе тоже говорили добрые слова и желали прекрасного дня.

– Вот видите. Надо к людям относиться с добротой, и найдешь друзей в любом городе мира! Я вот отношусь к Богу как к отцу. Надо видеть добро и желать его другим.

В конце парка мы встретили двух женщин, гулявших по другую сторону высокого забора. Оказалось, они тоже путешествовали по городам России до Владивостока, но только на поезде. Так и не найдя нигде охранника, мы решили перелезть через забор, а дамы пошли искать, где можно обойти преграду и попасть в парк. Слава помог перекинуть рюкзаки на другую сторону. Вдоволь насладившись видом и сделав пару фотографий, Слава вызвался проводить нас до остановки.

Во время разговора я призналась ему, что хотела бы попасть и на Камчатку, на что он ответил:

– Нельзя все за раз увидеть. Вот представь: ты сидишь за большим столом, где и супы, и вина, и разные сорта мяса. Ты чуть‑чуть похлебаешь, но всего попробовать не сможешь. Так и тут. Я тоже много куда возвращался, чтобы все посмотреть.

Слава посадил нас в маршрутку и заплатил за проезд. Нам выдали билеты, один из которых оказался «счастливым».

– Путешественники должны друг другу помогать! Мир заперт цепями денег. Живите в мире добра! Удачи вам на пути! Да поможет вам Бог!

К Славиным словам я все же прислушалась и решила, что попаду на Камчатку в другой раз.

Дорога на Байкал

«Странно, как много думает человек, когда он в пути. И как мало, когда возвратился».

Эрих Мария Ремарк

Не знаю, по счастливой ли случайности нам везло всю дорогу или же действительно Славин Бог нам помогал, но все водители быстро подбирали нас и были один лучше другого. Они подробно расспрашивали о путешествии, а также рассказывали свои истории. Один поведал нам о том, как они с друзьями на спор решили доехать до Байкала на машине, стоимость которой не должна была превышать двадцати тысяч. В итоге из восьми доехало лишь двое. Хотя была еще одна показательная история о двух девушках, которые на девятке объехали всю Россию до Владивостока. После таких историй еще сильнее хотелось двигаться дальше и проживать каждый километр своего путешествия.

Самый большой отрезок пути мы проехали с дальнобойщиками Антоном и Саньком. Они подобрали нас на заправочной станции.

– Сильно перегаром воняет? – первое, что они спросили, когда мы вошли в салон.

– Нет.

Они громко засмеялись.

– Да, ароматизаторами больше, – сказал Максим первое, что пришло в голову.

И они снова громко и заразительно засмеялись.

– Вы, ребят, не волнуйтесь. Мы только по пивку выпили сейчас. Вчера водку пили. А сейчас почти трезвые. Вы сами‑то откуда?

Как только Саня услышал, что Максим из Тюмени, он громко воскликнул:

– Я ж знал, наш земляк! Чуйка‑то после похмелья работает!

– Чертов спайс, когда ж тебя отпустит! – сказал Антон, заливаясь смехом.

– Молчал бы, – еле собирая слова от смеха, сказал Саня и обратился к нам. – Я вот спрашиваю его: когда в кафе заедем? А он мне: «Скоро будет, полторашка осталась». Знаю я его полтора километра! Там, где полтора, там и девять, а потом и все двести. Двести километров пилим до его «скоро, мать его, кафешка будет!» Решили пообедать в полдень, а доехали в девятом часу вечера.

– Ребят, сколько вы уже едете?

– С шестого июля.

– Это сколько дней в пути? Какое сегодня число, девятнадцатое? Ни за какие деньги бы просто так не поехал!

– За деньги да, а вот пять литров коньяка сотворили бы чудо! – с издевкой в голосе сказал Антон, и наши водители снова громко засмеялись.

На циферблате стрелки стояли на трех часах ночи, когда Саня и Антон оставили нас в небольшом придорожном кафе города Тулун. И опрокинув пару рюмок с вискарем, ушли, строго сказав нам:

– Оставайтесь тут до утра и не вздумайте выходить куда‑то ночью! Опасный город. А нам надо выдвигаться уже, – Санек ободряюще вскинул руку со сжатыми в кулак пальцами, желая нам удачи.

Мы никуда не выходили, как и советовали наши водители. Сидели в кафе, гоняя чаи всю ночь, и даже немного прикорнули за столом.

Только сидя в этом кафе, я наконец осознала фразу о том, что жизни за Уралом нет. Страшно жить в стране, где лишь несколько городов процветают, а в остальных по‑прежнему властвуют девяностые. Теперь‑то уж я начала понимать, почему многие предпочитают