Принц снов - Курт Бенджамин

Удовлетворенно проследив, как купец из Гуинмера распорядился последствиями глупости и хвастовства молодого погонщика, толпа распалась на небольшие группы, чтобы перед началом трудового дня вдоволь посплетничать. От одной из таких групп отделился человек, явно отличающийся фамильным сходством с раненым.

— Я Кагар, кузен Харлола. Чтобы защитить честь семьи, осмелюсь предложить на его место себя.

Кагар очень низко поклонился, явно стыдясь бесчестья, которое Харлол навлек на весь свой род.

— Это что, заговор против моих верблюдов? — воскликнул Шу. В голосе его звучало возмущение опасающегося кражи купца, а вовсе не настороженность императора, только что предотвратившего попытку убийства. — Не для того ли ты сменяешь кузена, чтобы потом поделить с ним мои товары?

— Я действительно следовал за вами, — признался Кагар, — но вовсе не для того, чтобы ограбить. Надеялся убедить вас принять меня на работу в качестве конюха. Кто мог ожидать, что кузен опозорит нашу семью? Теперь мне остается лишь надежда на устранение того ущерба, который он нанес на этом поле брани.

Кагар держался очень прямо, едва бросив взгляд на униженного погонщика.

— Прошу, добрый купец! Мне не нужно никаких денег, позвольте только восстановить доброе имя семьи!

— Бесплатно — это хорошая цена, — согласился Шу. — Все равно тебе понадобятся и пища, и кров… — Он перевел взгляд с молодого ташека на мастера Дена, однако тот ни единым намеком не выразил своего отношения к происходящему. — Ну хорошо, оставайся, — наконец принял решение купец, — но если ты заставишь меня об этом пожалеть, я тут же тебя выгоню — даже если придется бросить тебя в пустыне.

Молодой конюх расплылся в улыбке.

— Да, господин! — коротко согласился он и, поклонившись, побежал к конюшне.

Льешо с огромным удовольствием оставил бы обоих молодых людей прямо здесь, его радовало, что они хотя бы на некоторое время избавляются от Харлола. Сам собой вставал вопрос: почему же все-таки император не выгнал человека, пытавшегося его убить?

И тут Шу направил гнев в странное русло: с головы напавшего ташека он перенес его на Льешо.

— Я вполне способен сам защитить своих гостей от всяких выскочек!

В голосе Шу звучал ледяной холод. Льешо сумел расслышать тот самый скрытый упрек, который, окажись он высказанным вслух, тут же разрушил бы инкогнито обоих. Адара могли бы защитить и другие. Он представлял для Фибии слишком большую ценность, чтобы рисковать его жизнью в уличной драке.

— Мой дорогой господин. — Юноша поклонился чрезвычайно формально, как и должен был поклониться купцу тот, кто обучен хорошим манерам, — без особого уважения, но соблюдая все приличия. — Не забудьте, пожалуйста, что жизнь ваша стоит куда дороже, чем те телохранители, которые получают зарплату за вашу защиту. Давайте выполнять свою работу, поскольку репутация нуждается в том, чтобы ее постоянно поддерживали.

Шу увидел в глазах юноши страх — он боялся потерять императора Шана в глупой площадной схватке.

— Не так уж был силен противник, — с улыбкой оправдался он, хотя все-таки пообещал: — Твоим советом я обязательно воспользуюсь в будущем.

Толпа рассеялась, не обращая больше внимания ни на купца, ни на его молодого охранника. Никто, разумеется, не заметил, как сузились глаза старшего из собеседников, когда он очень тихо — так, чтобы никто из посторонних не услышал, — добавил:

— Если бы ты вступил с ним в борьбу, непременно погиб бы. Этого я позволить никак не мог.

Действительно, погонщик-ташек оказался очень сильным бойцом.

— Все равно рано или поздно вам придется позволить мне жить своим умом — или умереть, — дерзко возразил Льешо.

Оба прекрасно понимали, что так оно и есть, однако Шу не мог скрыть нежелания признать очевидное. Льешо кивнул, показывая, что понимает сомнения императора.

— Именно такие чувства испытываю и я, когда вы совершаете что-нибудь безрассудное, например, принимаете смертельный вызов чересчур горячего погонщика.

Резко вскинув руку — жест этот вполне соответствовал искренности спора, — юноша повернулся и пошел прочь.

Каким образом можно переправить двух свергнутых иностранных принцев через неспокойную империю по вражеской территории в самое сердце их униженной родины?

Именно такой вопрос без конца задавал себе Льешо.

И еще: неужели возможно провезти этих принцев мимо тех людей, которые заплатили бы любую цену только за то, чтобы увидеть их в плену, а еще лучше — мертвыми?

Император Шу решил, что для этого надо устроить спектакль, представившись богатым, страдающим чрезмерным самомнением купцом. Ну а принцев просто-напросто включить в собственный и без того эксцентричный караван.

Император обладал великим тактическим искусством в битве; равное мастерство он проявил и в шпионском деле. Шу пользовался благорасположением смертных богов. Сьен Ма, богиня войны, охраняла империю непосредственно с его трона. Чи-Чу, сам лукавый бог, сопровождал его в дальней дороге. И все же Льешо всерьез сомневался в стратегических способностях Шу. Нынешний план мог понравиться только лукавому богу; сам Льешо мучился ощущением, что постоянно носит на спине одну из тех мишеней, на которых госпожа Сьен Ма тренирует своих лучников.

Впрочем, необходимо было признать, что до сих пор план работал вполне успешно. Песнями и гимнами Шу зарекомендовал себя ярым сторонником религии Гансау, а потому никто особенно не удивился, когда он принял вызов погонщика принять участие в ритуальном танце с мечами. Даже среди представителей народности ташеков совсем не многие обладали достаточным мастерством и сумели по достоинству оценить, как плавно перешел Шу от молитвенного ритуала к боевому поединку, на который его спровоцировал Харлол.

Провокация, разумеется, оказалась совсем не случайной. Ни один простой погонщик, нанявшийся на работу к скромному купцу, не имел бы возможности достичь подобного боевого мастерства. Харлол, несомненно, владел искусствами и воина, и шпиона. А тот, кто заплатил молодому погонщику за убийство или по крайней мере серьезное ранение императора Шана, теперь наверняка настороженно ожидал реакции монарха на попытку покушения.

Попутчики, соседи по каравану, готовили верблюдов к следующему этапу пути с равным, пусть и немного более отвлеченным любопытством. Каким будет следующий шаг негоцианта из Гуинмера? Впрочем, Шу не заставил их долго мучиться сомнениями. Кивнув карлику-музыканту, он запел. Живой, жизнерадостный напев рассказал новую сказку — о том, как бродяга из Гансау вызвал на танец мечей правоверного из Гуинмера. Припев дружно подхватили все участники каравана, и гимн звучал подобно застольной песне, а все волнения насчет вендетты прямо в пути меркли сами собой. Казалось вполне естественным, что группа, движущаяся чуть впереди, в ответ на гимн исполнила длинную залихватскую песню о подвигах лукавого бога. Запевал в этой песне Льешо, а карлик ударом тарелок возвещал наступление припева.