Прекрасная Джоан - Молли Хейкрафт

– Почему же король Гвидо, граф Боэмунд и другие благородные рыцари в такой момент покинули Акру и Филиппа? – спросила я.

– Они хотели убедиться, что я поддержу Гвидо, – с мрачной усмешкой отвечал Ричард. – Гвидо снова хочет стать королем, когда мы освободим Иерусалим, а Филипп сейчас благоволит к Конраду Монферратскому. Спор между ними тянется уже давно, и оба представляют в доказательство своих прав родословные. Вопрос очень сложный; хотя старый Гвидо и глуповат, я пообещал ему свою поддержку. Но вначале, разумеется, нужно выгнать из города сарацин!

Плененного Исаака, закованного в цепи, отправили в Маргат, город, расположенный между Антиохией и Триполи; до конца Крестового похода он считался пленником тамплиеров.

Его дочь Бургинь отправилась с нами. Не прошло и дня, как мы с Беренгарией поняли: Ричард оказал нам дурную услугу, включив ее в число наших придворных. Целыми днями она румянила лицо, умащала маслами свое чувственное тело и искала любовных приключений. Мы постарались растолковать неразумной девице, что западные нормы морали отличаются от тех, что приняты в этой части света, и приставили к ней двух самых бдительных дам, которые охраняли ее добродетель.

Дело осложнялось тем, что на нашем корабле было множество молодых красивых рыцарей, которые отлично понимали, что вскоре, возможно, они будут убиты в бою. Кто обвинит их в том, что они использовали любую возможность для поиска наслаждений? А некоторым из них казалось, что роман с чувственной дочерью Исаака – затея весьма приятная.

Первым не выдержал Балдуин, юный и довольно застенчивый родич Филиппа Фландрского… Жоффруа де Лузиньян и граф Раймонд де Сен-Жиль затеяли с ним веселое соперничество. Все трое, казалось, наперебой стремятся обучить девушку нашим песням – лучшего предлога не придумать, чтобы уединиться с нею в полутемном углу палубы. Когда же юный Балдуин, который влюбился не на шутку, пригрозил своим соперникам, что вызовет их на поединок, граф Раймонд предложил устроить Суд любви, который и решит дело.

Избранная королевой, я села на трон, воздвигнутый иа спешно сколоченный помост, и собрала вокруг себя судей. В детстве я часто наблюдала, как матушка вела подобные суды у себя в Пуатье, и помнила правила шутливых состязаний.

– Так как суд, – начала я, – желает справедливости как по отношению к даме, так и по отношению к трем претендентам, мы решили, что каждый рыцарь будет сам отстаивать свои права. В течение трех вечеров каждый из них по очереди заявит о своих притязаниях, исполнив одну-две песни.

Наш флот быстро продвигался к месту своего назначения… Вскоре после того, как мы проплыли мимо Бейрута, увидели на горизонте идущий нам навстречу неуклюжий, тяжелый галеон.

– Это сарацинский корабль, – прошептал кто-то. – Король Ричард его захватит!

Все столпились на палубе, но, к нашему величайшему сожалению, наш корабль повернул вправо, и скоро мы ушли так далеко, что не видели боя. Разумеется, наш капитан повиновался приказам. В результате его послушания мы достигли Акры на день раньше брата и всего остального флота.

Вот уже показались белые минареты и башни Акры, города, который нам предстояло взять. На берегу нас ждала толпа народа.

– Смотрите, миледи, – заговорил стоящий рядом с нами граф Раймонд, – король Филипп Французский вошел в воду. Он хочет лично отнести вас на берег на руках!

Да, Филипп подошел уже так близко, что я видела его уродливое лицо и украшенный драгоценными камнями обруч на голове. Я вздрогнула; не подумав о том, что молодой граф мог обращаться не ко мне, а к Беренгарии, я повернулась к нему и протянула к нему руки.

– Вы отнесли меня на берег в Триполи, милорд. Сделаете ли вы то же сейчас?

Раймонд в тот же миг перемахнул через борт, прыгнул в воду; и я очутилась в его объятиях. Спустя секунду я увидела, что Филипп дошел до нашего судна и приветствует Беренгарию, испрашивая у нее разрешения тем же способом доставить ее на сушу. Полагаю, Раймонд тоже наблюдал за происходящим, потому что он вдруг замер и руки его крепче сжали меня. Чувство, которое я испытала, меня удивило. Как описать то, что я пережила? Единственное, что могу сказать, – мне захотелось теснее прижаться к Раймонду.

К счастью, до берега было всего несколько шагов. Как только мои ноги коснулись песка, нас окружила толпа рыцарей. В суматохе, приветствуя старых друзей и знакомясь с новыми, я перевела дух и приказала себе никогда больше не позволять подобных выходок.

Жара на берегу стояла невыносимая; мы с Беренгарией были благодарны королю Филиппу и остальным встречающим за краткость приветственных речей. Нас вскоре отнесли в лагерь. Я была потрясена царившим там удушающим зловонием, тучами насекомых и страшной неразберихой. Как не похоже на лагерь Рика возле Мессины с ровными рядами опрятных навесов, под которыми спали солдаты, и большими шелковыми шатрами для рыцарей и знати! Там все отбросы закапывались или сжигались за высоким частоколом, которым был обнесен лагерь.

Здесь же глазам нашим предстали рваные, грязные палатки всех цветов и размеров; стаи бродячих собак, роющиеся в отбросах… Мы миновали несколько повозок, на которых вповалку лежали обнаженные трупы. Позднee я узнала, что трупы людей и лошадей сваливали вместе в ров, чтобы он поскорее наполнился. Разумеется, такая огромная открытая могила была источником страшного зловония и всевозможных болезней. За долгие два года осады, с августа 1189-го до июня 1191 года, многие тысячи крестоносцев погибли от рук неверных, но еще больше их умерло от голода и эпидемий. Часто есть было нечего, кроме верблюжьего мяса и капусты, а иногда и этого не было, и смерть каждый день собирала обильную жатву.

Я с радостью заметила, что наш шатер стоит несколько в стороне и с виду кажется почище остальных. Король Филипп-Август, который провожал нас, сказал, что шатер принадлежал Филиппу Фландрскому.

– Мы похоронили его сегодня, Господи, упокой его душу! – с грустью сказал он. – Еще одна жертва смертельной лихорадки, бушующей в лагере.

Новость потрясла меня. Я ждала, пока заговорит Беренгария; но, поскольку она молчала, я поспешила выразить наше горе и поблагодарить короля Филиппа за сердечный прием. После того как он ушел, я вздохнула с облегчением. Беренгария же смотрела на меня с искренней заботой.

– Ты так утомилась, милая Джоан, – воскликнула она, – и все из-за меня! Я забыла о том, что я – королева Англии, и это мне следовало произнести ответную речь… Но я обещаю исправиться! В следующий раз заставь меня отвечать, милая Джоан. Я терпеть не могу речи, но постараюсь.

Я рассмеялась и поцеловала ее в лоб.

Вечером, когда Беренгария приготовилась ко сну, я вышла из шатра и немного постояла у входа. Воздух был свежим, зловоние ветром унесло к морю; ночное небо, усеянное бесчисленными звездами, было похоже на бархат. На холмах, окружавших равнину, на которой располагался наш лагерь, горели костры врагов. Там стоял Саладин со своими сарацинами. Неверные подошли так близко, что им видны были все наши передвижения, а их разведчики по ночам прокрадывались к нам в лагерь и убивали спящих людей прямо в палатках.