Конец Вавилона - Гийом Аполлинер

Ма-Шан, который совсем не любил крутобедрых женщин, поинтересовался у нее, как ей удалось добиться подобного объема.

— Тот из вас, кто мне понравится, скоро это узнает, — ограничилась Ануке загадочным ответом.

Ее волосы были разделены на несметное число прядей, на концах которых висели жемчужинки или металлические бусины, так что пряди не спутывались друг с другом. При помощи длинной шпильки из слоновой кости и эбенового дерева с шариком на конце она дочерна насурьмила брови. Живость губам и скулам придавали легкие штрихи ализаринового корня; ладони и ступни были подкрашены хной.

* * *

Тем временем из малой гостиной Ануке посетители перешли в большую. Это была прелестная комната с крашеными стенами, середину которой занимали цветник и извергающие струи благоуханной жидкости фонтаны. Однако слегка взвинченный Ди-Сор попросил соблаговолить остановить эти устройства, поскольку их звук мешает ему говорить. Хотя он и пребывал в некотором затруднении, все же нынче вечером он был в форме.

— Ну что же, сохраним тишину, раз эти господа любят поговорить, — в голосе Ануке прозвучали одновременно недоверчивые и пренебрежительные нотки…

А на лестнице уже раздавались крики рабынь:

— Девицы, в гостиную!

И вот они появились, грациозные и легкие. Египтяноч-ки всех возрастов, отобранные с большим знанием дела, казались уменьшенными копиями хозяйки. Об этом легко можно было судить, поскольку их тела прикрывали лишь украшенные драгоценными камнями простые набедренные повязки. У каждой девушки был свой камень, соответствующий знаку, под которым она родилась. Ануке питала большое уважение к волхвам, и старые прорицательницы ежедневно приходили к ней, чтобы предсказать будущее ее пансионерок.

Подойдя к принцу, Ма-Шану, Ди-Сору, Полада — мастору, Виетриксу и пришедшим вместе с ними еще нескольким молодым людям, девушки уселись на высокие табуреты, и со смехом осыпали гостей ароматными цветами и обвили их шеи цветущими гирляндами. Другие умастили их лица благовониями; маленькие виночерпии разливали по инкрустированным каменьями чашам нектар, который Виетрикс немедленно признал превосходным.

— Однако теперь я похож на хорошенького мальчика для престарелых господ! — воскликнул Ма-Шан, глядя на свое отражение в зеркале.

— Да уж, это чересчур! — поддержал его Ди-Сор.

* * *

Постепенно все расселись на подушках, а девушки запросто устроились на коленях у мужчин. Из соседнего помещения доносились нежные звуки цитры и кимвала. Появились профессиональные танцовщицы.

Воспитанные при храмах, где они обучались всем видам искусств, включая искусство любви, музыкантши и танцовщицы представляли в Египте особую касту. Красивые и образованные, они стоили очень дорого. Ануке приобрела около полудюжины, чтобы предлагать клиентам. Однако предпочитала не отдавать их в качестве наложниц случайным посетителям. У каждой из этих малышек имелся как серьезный титулованный любовник, так и возлюбленный.

Одетые в облегающие, но относительно плотные одежды, девушки производили сложные, исполненные сладострастия движения. Особенно им удавались великолепные статичные позы: глаза устремлялись к неподвижным грезам, а руки поднимались, точно змеи из корзины индийского факира.

Виетриксу не слишком нравилась несколько болезненная изощренность такой хореографии, так что, подобно своим пресыщенным спутникам, он удовольствовался кратким сеансом.

* * *

Пока велись приготовления к легкому застолью, гости с бокалами нектара в руках под умелыми ласками молчаливых дев урывками предавались беседе в обществе Ануке, которая, в силу своей профессии, умела дать отпор самым изощренным ораторам.

— Вы знаете последнюю новость? — произнес принц. — Армия Кира наступает. Наши войска, охраняющие границу с севера и полгода стоявшие лагерем на равнине, в преддверии событий покинули эти земли.

— Так что, значит, нас ждет осада? — спросил Полада-мастор.

— Осада. Недавно я виделся со своим кузеном Валтасаром, он, однако, совершенно не чувствует опасности. Странный тип! А еще считал меня утопистом, мечтателем, поэтом!

— Поэтом! Увы! — откликнулся Ди-Сор. — Невеселая жизнь предстоит поэтам. Во время осады никому дела нет до поэзии; даже самые богатые ее любители берегут свои денежки для другого. Впрочем, признаю, они правы. На что же я буду жить, хотелось бы знать?

— Дражайший Ди-Сор, — отвечал принц, — тебе известно, что у меня ты всегда найдешь ночлег и пищу. Давеча, уснув с факелом в руке, ты поджег восемнадцать тысяч папирусов, «Письма Всаднику», собрание сочинений нашего знаменитого друга Рамидегурманзора[40], но я на тебя не сержусь.

— Слуг у меня довольно! В городе у меня их аж девятнадцать, но, по странному капризу моего ума, мне всегда хотелось иметь двадцатого.

— Послушай, Жакк (это было дружеское прозвище, которым друзья окрестили поэта), война вот-вот начнется. Ты знаешь, что пыл военачальников и солдат требует подпитки. Облеки в стройные стихи величайшие подвиги вавилонских царей, славных предков принца, принимающего нас нынче вечером. Сочини такие небольшие произведения, как те, что на самых старых стелах погребенных дворцов носят название хроники[41]. А потом выпусти их на волю перед Валтасаром, который не преминет вознаградить твое рвение щедрыми подарками. Пиши хроники, Жакк, пиши хроники!

Благородный огонь освещал доброго Ма-Шана, в то время как юное дитя с телом эфеба все больше исчезало под его просторной туникой.

— Тебе известно, — продолжал он, — каким прекрасным собранием глиняных плит, цилиндров и папирусов я владею благодаря щедрости и учености нашего друга Фалаза-ра. Оно целиком в твоем распоряжении для работы. Пиши хроники, Жакк, пи…

Он не договорил. Его тело напряглось в судороге. Юная искусная египтянка резко перевела поток бурлящих в пылком философе восторгов в иное русло.

— А как же мы? — стенала Ануке. — Что будет с нами, если объявлена война?

— Но вам хорошо известно, — попытался успокоить ее принц, — что город может выстоять в осаде. Спасибо Белу, у нас вдоволь зерна, а поля будут давать нам овощи и фрукты. Валтасар говорит, двадцать-тридцать лет! Это иллюзии! Но я верю, судя по сведениям, полученным от почтенного полководца в отставке Динозора, который учитывает все обстоятельства, что трудности наступят не раньше, чем через пять-шесть лет. Разумеется, при соблюдении дисциплины в армии и порядка в городе.