Чумной доктор - Кевин Сэндс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В открытую дверь опасливо заглянула женщина в рваной одежде. Она медленно вошла, положив руки на плечи маленькой девочки и подталкивая, которая шла впереди.
– Всё в порядке, – мягко сказал Гален. – Не бойся.
Он поманил женщину к себе.
– Итак, милая, скажи нам: кто из этих джентльменов лечил твою дочь?
Она указала на доктора Парретта.
– Покажи ему, – велел Гален.
Нежно подталкивая девочку, женщина подошла к доктору Парретту.
– Пожалуйста, ваша милость, – сказала она. – Вы помните Беатрис? Вы ухаживали за ней в чумном бараке.
Она вывела девочку вперёд. Доктор Парретт посмотрел на неё.
– Хм? Ах да, конечно. Я… Боже мой!
Он взялся за осмотр. Мы все наблюдали за ним. Равно, как и Мельхиор, который наконец-то оправился. Равно как его охранники. Доктор Парретт заглянул девочке в глаза, обследовал горло. Расстегнув на девочке платье, осмотрел её. И в конце концов, ошеломлённый, отступил назад.
– Как такое возможно? – прошептал он.
Женщина прижала девочку к груди.
– Добрый мастер Гален дал Беатрис какое-то лекарство, ваша милость. И ей стало лучше.
Толпа загудела. Олдборн уставился на девушку, словно она восстала из мёртвых.
– Это правда? – спросил он.
Доктор Парретт осмотрел девочку более тщательно, вертя её туда-сюда.
– Она была больна лишь день назад, – с изумлением сказал он Мельхиору. – И она определенно должна была умереть.
Мельхиор медленно перевёл взгляд на Галена.
– Чудо, – пробормотал он.
– Совпадение, – возразил Генри, но он выглядел немного сбитым с толку.
Гален покачал головой, словно разочаровавшись в нерадивом ученике. И Генри, казалось, не обращал внимания на тот факт, что толпа сердито смотрела на него – таким же недружелюбным взглядом, каким ещё недавно пронзала магистрата Олдборна.
– Никакого лекарства не существует, – сказал Генри доктору Парретту. – Со всем уважением, Джон, но вы, должно быть, поставили девочке неверный диагноз.
Доктор Парретт покачал головой.
– Уверяю вас, что нет. У Беатрис были головные боли, потливость, рвота, ломота в суставах. Она бредила, начались приступы. И на груди был знак – покрасневшая кожа. Точно как у… – Парретт осёкся, бросив взгляд на Олдборна. – Как у многих других, – закончил он.
Мельхиор по-прежнему не своди глаз с Галена.
– Замечательно. – В тоне мужчины было что-то тревожащее – острое, как жало. Сейчас, когда его слова заглушала птичья маска, я не мог с точностью понять, в чём тут дело.
Люди, стоявшие у задней стены зала, подались вперёд.
– Мы спасены! – крикнул один из них, а остальные подхватили этот клич.
– Нет, постойте… – начал Генри.
Магистрат Олдборн встал и схватил Галена за плечо.
– Вы действительно можете остановить чуму?
Гален сжал руку магистрата. С тех пор как началась эпидемия, я впервые увидел незнакомцев, которые без опаски прикасались друг к другу.
– Могу, – сказал он. – Клянусь в этом своей жизнью.
Олдборн уставился на него, словно не был уверен, что аптекарь настоящий.
– Моя вторая дочь, Аннабель… Она тоже больна.
– Тогда отведите меня в ваш дом, – сказал Гален. – И я покажу вам, что могу сделать.
Все пошли за Галеном.
Аптекарь вёл толпу, шагая впереди вместе с магистратом. Мы с Томом держались рядом с доктором Парреттом. Позади нас шагал раскрасневшийся Генри, что-то бормоча себе под нос.
Я не знал, что и думать – мысли разбегались в разные стороны. Лекарство от чумы? Настоящее лекарство? На рынке я был восхищён тем, как Гален разоблачил мошенника. Его презрение к шарлатанам напомнило мне об учителе, тоже ненавидевшем их. И всё же, когда аптекарь заявил, что у него есть собственное лекарство, я не придал этому значения. Но доктор Парретт поставил той девочке диагноз, объявив, что она не больна, и я был ошеломлён и полон надежд. Из-за этого лекарства я позабыл, зачем изначально пришёл в ратушу. Даже грозные слова Мельхиора, так напугавшие меня, теперь отошли на второй план.
Мельхиор… Он тоже был здесь – шёл вместе с толпой, а соратники охраняли его. Чумной доктор полностью оправился от слабости, вызванной пророчеством. Он шагал в своём длинном кожаном плаще, а исходящий от клюва дым окружал его голову сероватым облачком. Сделав предсказание, он совершенно потерял ко мне интерес, и теперь его внимание поглощал Гален.
Поскольку всё лицо пророка закрывала маска, я не мог даже предположить, о чём он думает. Честно говоря, я был просто-напросто рад, что Мельхиор больше не смотрит в мою сторону. Его соратники тоже не обращали на меня ни малейшего внимания. По пути я разглядывал их, ища знакомое лицо. Никто из них не был одет в синее, как тот человек, о котором говорила Дороти. Хотя, конечно, одежду можно и сменить… Не видел я и мужчин, приходивших в аптеку. А значит, эти восемь человек не все последователи пророка. Было ещё минимум двое – те из моей лавки. Плюс сам вор… впрочем, поскольку я никогда не видел его, вором мог оказаться абсолютно кто угодно. Интересно, сколько ещё соратников у Мельхиора?
Занятый этими мыслями, я почти позабыл о пророчестве, ещё недавно звучавшем эхом у меня в голове.
«Человек, которого ты любишь, умрёт».
– Занимательно, не так ли? – Доктор Парретт кивнул в сторону Мельхиора и его людей. Он заметил, что я смотрю на них.
Я ответил очень тихо – так, что меня слышали лишь доктор Парретт, Том и Генри:
– Почему он так выглядит?
– Костюм? – сказал доктор Парретт. – Он с континента. Там чумные доктора носят такие. Предполагается, что они предохраняют от инфекции. Кожаный плащ защищает тело, а ароматические травы в клюве очищают воздух. Хотя маска Мельхиора необычна. – Парретт с любопытством посмотрел на чумного доктора. – Я никогда раньше не видел, чтобы из клюва шёл дым.
– А почему вы не носите такой костюм? – спросил Том.
Доктор Парретт пожал плечами.
– Я не уверен, что от него есть прок. Чумные врачи до сих пор заражаются этой болезнью, причём очень часто. В любом случае не могу представить, что буду лечить кого-нибудь в таком наряде. Одно моё появление может напугать пациента и тем навредить его здоровью. Мой сын просто в ужасе от него.
Генри согласно пробурчал:
– В дрожь бросает.
Том тоже кивнул, хотя я не мог сказать наверняка, от чего именно его бросает в дрожь – от внешности ли Мельхиора или от того, что доктор Парретт снова заговорил о своём мёртвом сыне.