Ученик лоцмана - Борис Борисович Батыршин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ж, кое-что проясняется — обнаруженная тропа — это, несомненно, путь к водопою, и даже можно различить место, где местная живность предпочитает спускаться к воде — крошечный заливчик с берегом из мелкого щебня. Ценное наблюдение — здесь, на этой тропе имеет смысл устроить какие-нибудь ловушки или силки, чтобы не тратить патроны к карабину, которых у меня не так уж и много.
Но — пока это всё планы, надо для начала увидеть хоть одного из «пекари» своими глазами. Я поискал взглядом подходящий наблюдательный пункт — им оказался большой серый валун, громоздящийся на противоположной стороне водного потока. Я стащил кеды, по плоским склизким, заросшим зеленоватыми водорослями камням перебрался на другой берег; Кара запрыгала вслед за мной, не забывая на ходу шумно лакать воду. Я тоже не сдержался — вылил из фляжки тепловатую воду, набранную из бачка ещё на дорке, и наполнил её речной, холодной, до ломоты зубов, и необыкновенно вкусной. Кстати, судя по тому, что вода в речке не успевает нагреться под солнцем — там, выше, в скалах, откуда она вытекает, есть то ли ледник, то ли снежная пещера — а значит, гора может, в самом деле, оказаться куда выше, чем показалось мне поначалу…
Я забрался на валун и улёгся на тёплом, почти горячем камне так, чтобы видеть и место водопоя, и часть ведущей к нему тропы. Отсюда прекрасно была видна и лагуна, и лежащий на её нереально-голубой глади «Штральзунд», и надувнушка на берегу, и даже чернели крошечными чёрточками наполовину занесённые песком останки' гребнеговлового гуманоида и его странного транспортного средства. Рай, да и только — так бы и лежал, и никуда не уходил, и грелся на солнышке, и наслаждался бы красотами тропической природы, подобные которым видел раньше разве что, в «Клубе кинопутешествий» с его незаменимым Сенкевичем…
Кара, лежащая рядом со мной, тихо рыкнула и словно вжалась в валун, вытянувшись в струнку — шерсть у неё на загривке встала дыбом, острые ушки настороженно поднялись. Кусты на другом берегу речки, у водопоя зашевелились. Я очень медленно, чтобы не звякнул о камень металл, подтянул к себе карабин и взял его наизготовку. Патрон заранее дослан в ствол, дистанция до водопоя — шагов двадцать пять не больше, промахнуться на такой дистанции даже по цели, размером с крупного зайца — дело немыслимое…
Появившийся зверь был заметно крупнее даже самого отожравшегося на сочной летней травке зайца. Это действительно оказался пекари, некрупная, размером с большую собаку — сантиметров сорока в холке, около метра от пятачка до крошечного, едва угадывающегося в густой бурой щетине хвостика. Свинья — она и есть свинья, пускай и дикая; помнится, герои «Таинственного острова» добывали таких, или очень на них похожих, для пропитания, а позже сумели даже одомашнить. Ну, передо мной такая задача, надеюсь, не встанет; хотя, не помешает соорудить несколько ловушек хотя бы на этой самой тропе. Проволоки, толстой лески, капроновой нитки для починки парусов на дорке хватает, конструкцию я себе примерно представляю. Но это — дело будущего, а пока что откроем сезон охоты более традиционными методами.
Я дождался, когда пекари повернётся ко мне боком, поймал в прорезь прицела лопатку и, задержав дыхание, плавно потянул спусковой крючок. Карабин чувствительно лягнул в плечо, и не успело эхо выстрела отразиться от скал, что нависали над речкой выше по течению, а пекари уже свалился в воду. Упал, дрыгнув задними ногами, дёрнулся несколько раз, подняв фонтаны брызг, и затих. От недвижной тушки по воде стало медленно расплываться красное пятно. Кара вскочила и прямо с камня метнулась в воду, подняв тучу брызг. Секунда — и она уже обнюхивает подстреленную добычу. Я передёрнул затвор, подобрал вылетевшую гильзу — сам не знаю зачем, просто так, на всякий случай, — и полез вниз, чтобы забрать свой первый на Острове Скелета охотничий трофей.
Я взвалил пекари (кажется, этих созданий называют ещё мускусными свиньями? Если так, то за дело, вонь от вполне характерная….) на плечо. Теперь стоит подумать, как буду свежевать добычу, как лучше приготовить мясо, чтобы сохранилось подольше — закоптить, провялить на солнце, или рискнуть попробовать изготовить что-то типа солонины, благо запас каменной соли, перца и лаврового листа на «Штральзунде» имеется изрядный? В любом случае, исследовательским прогулкам на сегодня конец; я повернулся, ища глазами тропу, ведущую вниз, к берегу лагуны — и тут в просвете между деревьями, по другую сторону недлинного мыска, сбегающего в океан со скалистого отрога, что-то мелькнуло. Я достал из футляра бинокль, подкрутил колёсико регулировки, и…
Решётчатая башенка — скорее, даже высоченная тренога с парой-тройкой поперечина на каждой из граней. Будь дело где-нибудь в Кандалакшском заливе — я бы без колебаний сказал, что это створовый знак, давно не подновлявшийся. Но… что это за яркая точка на верхушке шеста, увенчивающего всю конструкцию? На фонарь не похоже — скорее уж, что-то вроде зеркала, отражающего яркие лучи местного солнца. И, тем не менее — маяк, а значит, и этот странный мир (три луны, из которых две сейчас рисуются призрачными полушариями над самым горизонтом, не дают ни на миг забыть о его и чуждости) тоже имеет выход на Фарватеры. Собственно, так я сюда и попал — а раз есть выход, то, значит, имеется и вход, так? Жаль только, для того, чтобы пройти через него надо, как минимум, уметь обращаться с астролябией — вон какие хитрые, и явно точно рассчитанные манипуляции совершала с ней Дара для того, чтобы сознательно (теперь у меня уже нет в этом никаких сомнений) отправить меня в этот дальний закуток системы Фарватеров. Рискнуть, выйти в море и взять курс на маяк, уповая на то, что загадочное устройство сработает в обе стороны? Вздор, чушь, безумие -на такое если и стоит пойти, то лишь от полной безнадёги, с отчаяния, когда станет окончательно ясно, что иного исхода отсюда нет, и не предвидится.
Н-да, что ни говори, а отпуск у меня в этом году вышел увлекательный. И тебе охота, причём без всяких там лицензий, ограничений на добытую дичь и прочих уродливых гримас цивилизации, и путешествия под парусами к экзотическим островам с захватывающими дух видами, коралловыми рифами, и даже маячащие на горизонте тайны, которых не постыдились бы Жюль Верн и Луи Буссенар.
…Понять бы ещё, как из всего этого выкручиваться…
II
'День третий. Я решил вести дневник. Оснований для этого немало, но главное состоит в том, что здешняя продолжительность суток изрядно отличается как от земной, так и от зурбаганской. Следовательно, единственный способ не сбиться со счёта времени — это ввести какую-то систему фиксации пройденного времени и придерживаться её по возможности аккуратно. Ею и станет дневник — ежедневная запись в одно и то же время, а так же чёрточки в на последней страничке общей тетради — по числу прошедших земных двадцатичетырёхчасовых суток помогут мне не сбиться со счёта.
Итак, кроме упомянутой уже тетради, моя «Гринвичская обсерватория» имеет следующее оснащение. Первое и, наверное, самое ценное — это висящие на переборке в каюте навигационные часы с циферблатом, разделённым на двадцать четыре доли. В них встроен таймер-будильник, и я придумал, как его использовать: ровно в 18.00 по Москве (так часы были выставлены изначально) они дают мне сигнал, и я перевожу стрелку на два часа тридцать три минуты назад. Почему именно на этот интервал? Да потому что примерно столько и составляет разница между здешними длинными и привычными земными сутками. Таким образом, к полуночи (местной, разумеется) стрелки подходят вовремя, и я делаю на последней странице дневника отметку о том, что миновали ещё одни здешние сутки.
На предпоследней странице я тоже ставлю чёрточки, но их — по числу прошедших земных суток. Их я отмеряю по другим часам, уже обычным, двенадцатичасовым — они вделаны в приборный щиток кормового кокпита, и я тщательно подзавожу их каждый день, особо следя за тем, чтобы не сбить стрелки. Отметку в дневнике ставлю в полдень — так я веду счёт убегающему земному времени. Зачем мне это, спросите вы? Не могу толком ответить