Агрессия. Рассекреченные документы службы внешней разведки Российской Федерации 1939-1941 - Лев Соцков

Что касается стран более слабых, то считают, что они в первый момент останутся нейтральными. По этому вопросу КРАУЕЛЬ мне сказал, что фюрер советовал ХОРТИ во время последнего визита его в Берлин оставаться, в случае осложнений, нейтральным для того, чтобы избежать вмешательства в войну со стороны Румынии и Югославии.

4. КРАУЕЛЬ в заключение мне сообщил, что французский Генеральный штаб решил в случае войны оказать решительную поддержку красным в Испании, чтобы отвести подальше от Пиреней опасность итальянской угрозы, проделав, таким образом, в этом секторе со стратегической точки зрения военную диверсию особой важности».

(Подпись)

ВЕРНО: НАЧ. 5 ОТДЕЛА I УПР. НКВД

СТ. МАЙОР ГОС. БЕЗОПАСНОСТИ

(Пассов)

СЕКРЕТНО

Документально

Перевод с финского.

МИССИЯ В ВАРШАВЕ

РАПОРТ № 29

Варшава, 12 сентября 38 г.

ПОЛЬСКО-ГЕРМАНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ.

По возвращении из летнего отпуска мне удалось заметить, что польско-германские отношения за последнее время ухудшились. Утверждая это, я вполне сознаю, что официальные круги Польши не согласятся с этим. Наоборот, министр Бек говорил мне, что не следует обращать внимания на некоторые антигерманские демонстрации и что отношения остаются прежними. Невзирая на это, мне кажется, что произошла какая-то перемена, которую я ниже попытаюсь изложить.

К начатому маршалом Пилсудским и с большой последовательностью осуществленному министром иностранных дел Беком сближению с Германией — речь, естественно, и не шла о каком бы то ни было союзничестве, а только об отказе от франко-польского союза — в Польше никогда не проявляли особенной благосклонности. Германия была старым и основным врагом, роста власти которого боялись. Поэтому правительству понадобилось преодолеть большие трудности, прежде чем удалось хотя бы до некоторой степени улучшить враждебные отношения между обеими странами. Германский посол Мольтке однажды как раз сказал мне, что Пилсудский вполне сознавал, что пройдет много времени, прежде чем будет забыта, как он говорил, «тысячелетняя ненависть». Сближению с Германией в большой мере помогли безразличное отношение левых партий Франции к данцигскому вопросу, равно как и происшедшие между Францией и Россией сближение, которое впоследствии привело даже к специальному договору о взаимной помощи. Поскольку я уже однажды подробно излагал суждения французских политиков и газет, из которых (суждений) ясно было видно, что у французов нет желания ввязываться в войну с Германией из-за данцигского вопроса, то, по-моему, незачем больше излагать их в данной связи.

Неспособность Англии и Франции воспрепятствовать вооружению Германии тоже могла повлиять на то, что мало-помалу утвердилось мнение о необходимости установления хороших отношений с Германией. Ведь по сравнению с Россией Германия представляла гораздо больший порядок и могущество.

В начале конфликта между Германией и Чехословакией польско-германские отношения были в общем хорошими. Казалось, что внешняя политика Бека добилась большего понимания, чем прежде. Легкость, с которой Германия присоединила к себе Австрию, тоже была способна убедить поляков в мощи Германии. Воцарившаяся в России хаотическая обстановка повлияла на то, что как решающий внешнеполитический фактор Россия утратила значительную долю своего прежнего значения. Польско-чехословацкие отношения были, по общеизвестным причинам, всегда плохими. В Польше всегда существовало недовольство отношением чехов к польскому меньшинству. В частности, об этом свидетельствует пара сотен нот польской миссии в Праге, которые годами направлялись в связи с этим вопросом в чехословацкое Министерство иностранных дал и на которые часто даже не отвечали. Поэтому в Польше были довольны, когда вопрос о чехословацких меньшинствах встал на повестку дня. Здешние газеты высказывали мнения, из которых явствовало, что Польше и Германии предстоит занимать [защищать] одинаковые интересы. Все прежние польские упреки по адресу Чехословакии были выдвинуты на передний план в еще более резкой форме.

Как я отмечал выше, сейчас отношение польской общественности к Германии, по-моему, до некоторой степени переменилось. Главная причина этого, несомненно, кроется в боязни того, что после Чехословакии наступит очередь Польши. Все те круги, которые всегда оставались холодными к Германии, с большой последовательностью высказывали этот взгляд, который не мог не повлиять на общественное мнение. Как указали мне в польском Министерстве иностранных дел, французы, несомненно, тоже всеми силами старались повлиять на поляков и запугать их Германией.

К этому надо добавить, что летом в Данциге имели место некоторые инциденты, которые взволновали польское общественное мнение. Эти инциденты были вообще местного характера, и любопытно, что в конце концов все-таки никто не может сказать, что же произошло в действительности. Наибольшее внимание привлек следующий инцидент.

По сообщению некоторых польских газет, какие-то немецкие железнодорожники сбросили с поезда польского железнодорожника, который при этом сломал себе ногу и руку. Немцы же говорят, что какой-то пьяный польский железнодорожник хотел силой попасть на немецкий поезд. Когда поезд тронулся, он уцепился за подножку вагона и, упав, ушибся. Об этом, как и о других подобных инцидентах, польская печать писала в особенно раздраженном тоне. Собрания протеста, проведенные в связи с этими инцидентами, зачастую были направлены столько же против министра иностранных дел Бека, сколько и против немцев. Они свидетельствуют о той нервозности польской общественности, которая вызвана растущей военной мощью Германии.

Похоже и на то, что отношение местных властей к немецкому меньшинству стало неприязненнее. Имеется значительная тенденция стараться не давать немцам подстраивать случаи, при которых немцы приходили бы в соприкосновение между собой. Так, напр., недавно власти запретили намеченное немцами гимнастическое празднество, которому вряд ли можно было придать политическое значение. Здесь теперь встречаются и такие лица, которые дают ясно понять, что им не улыбается перспектива получения Германией немецких областей Чехословакии, ибо тем самым ее мощь выросла бы опять и «после этого настала бы очередь Польши». Прошлое воскресенье я провел у князя Константина Радзивилла в его замке близ Варшавы. Кроме меня, там были исключительно польские гости. Было похоже, что мнения по чехословацкому вопросу сильно расходятся, но мне удалось заметить, что большинство боится того, что Германия вскоре может стать опасной для Польши. Один из присутствовавших зашел даже так далеко, что заявил, что желает союза с Чехословакией. Лица, бывшие там, не занимают никакого особого политического положения, но было бы, конечно, неправильно не обращать внимания на подобные мнения. У Чехословакии вообще не было друзей в кругах здешней аристократии и офицерства.

Что касается идеи союза, то я убежден, что если бы венгерскому и польскому меньшинствам Чехословакии дали присоединиться к своим государствам, то было бы лишь вопросом времени, когда между Чехословакией, Венгрией и Польшей состоится сближение в противовес Германии.