Танцуя с ветром - Мэри Джо Патни

Люсьен расхохотался. Почему-то последнее замечание лорда показалось ему весьма забавным. Давно Стрэтмор не был так беззаботен, как сейчас. Наверное, только в детстве он ощущал такую легкость и радость жизни.

Мэйс взял со стола тетрадь и карандаш.

— Опишите мне свои чувства. Мой химик собирает сведения о том, как газ действует на различных людей.

— Это как… как музыка, — Люсьен подыскивал слова, чтобы объяснить необъяснимое. — Однажды приятель пригласил меня в Вестминстерское аббатство на «Мессию» Генделя. Здание резонировало в такт музыке. Казалось, звучат сотни инструментов и поют сотни певцов. Сейчас примерно то же самое.

— Вы слышите звон?

— Да, в ритме биения моего сердца, — ответил Люсьен.

Мэйс задавал все новые вопросы, а Люсьен не всегда улавливал их смысл. Время летело, один контейнер газа сменялся другим. Он заметил, что Мэйс вдыхает газ очень редко. Было понятно, что его хотят довести до опьянения, но почему-то это вовсе не тревожило. Несколько раз Люсьен попытался собраться с мыслями, но никак не мог припомнить, зачем это следует сделать.

Он все принимал слишком всерьез — все его друзья говорили об этом, — необходимо использовать эту возможность и расслабиться. Надо наслаждаться жизнью.

Но крохотный уголок его сознания по-прежнему сохранял способность трезво оценивать ситуацию, наблюдая ее как бы со стороны. У него не было достаточно сил, чтобы действовать. Он только наблюдал.

Задав несколько вопросов о воздействии газа, Мэйс неожиданно спросил:

— Почему вы хотите вступить в Клуб, Стрэтмор? На этот раз я хочу знать правду.

— Я хочу узнать… узнать… — сейчас память Стрэтмора была полностью отключена, он совершенно не мог припомнить, какую цель поставил перед собой. Стрэтмор мучительно искал ответ, и в это мгновение его взгляд встретился с пронзительным тяжелым взглядом Маиса. Он давно ждал этого момента. Это вовсе не было неожиданным. Но Люсьена потрясло то, что, несмотря на долгие годы работы, приучившей его хранить секреты, на этот раз ему страстно хотелось выложить все начистоту. Никаких барьеров больше не существовало. Исчезла способность оценивать ситуацию и сдерживаться. Он уже готов был открыть рот и сообщить, что разыскивает шпиона и собирается его уничтожить.

Та часть его сознания, которая сохранила способность трезво мыслить, предостерегала его. Если он скажет правду, то весьма вероятно, что не переживет этой ночи. Ведь шпионом может оказаться сам Мэйс, а организовать случайную гибель совсем нетрудно. Он мог удариться о камни, поскользнувшись на обледенелой мостовой, на него могли напасть бандиты — и его нет. Общество будет потрясено, все будут глубоко сожалеть о нем — день или два.

Люсьен боролся с собой, пытаясь не давать ответа.

— Простите, звон в ушах усилился. Я плохо слышу, — пробормотал он. Мэйс повысил голос:

— Скажите мне, что вы хотите узнать.

— Я хочу узнать… — Люсьен беспощадно давил свое сознание, пытаясь собрать воедино ускользающие мысли и подключить ту его часть, которая трезво оценивала ситуацию. Он обхватил голову руками, но не почувствовал прикосновения собственных пальцев.

— Думай, черт тебя побери, думай! Люсьен сомневался в том, что сможет лгать даже для того, чтобы сохранить свою жизнь. Но он нашел выход. Он скажет правду, но другую правду, не всю правду… Он почувствовал облегчение.

— Я хотел узнать побольше… о вас и обо всех остальных. Я иногда устаю от самого себя. Я слишком серьезен и завидую тем, кто может жить в свое удовольствие. Я не знаю, как это делается.

Раньше он никогда не думал об атом. Только сейчас он с удивлением осознал эту грань своей души.

Мэйс несколько раз повторил свой вопрос в разной форме. Но теперь ответ был готов, и Люсьен отвечал с большей уверенностью. Наконец Мэйс откинулся назад и посмотрел на графа из-под опущенных ресниц.

— Поздравляю, Стрэтмор. Вы только что успешно прошли испытание. Мы никого не принимаем в Клуб, не проверив его веселящим газом. Он заставляет всех быть полностью откровенными.

Довольный тем, что сумел превзойти противника, Люсьен спросил:

— А кто-нибудь не выдерживал?

— Обычно все выдерживают испытание, но вы могли не пройти. Я никак не мог понять, для чего вы стремитесь попасть в Клуб. Слишком сложные натуры меня пугают. Но я вас понял. Вас слишком тяготят серьезность и рассудочность. Мы вылечим вас от ваших недугов. Я считаю, что для людей нашего положения и с нашим состоянием наслаждение — обязанность.

Мэйс глубоко вдохнул порцию газа из нового мешка и в его налитых кровью глазах засверкал огонь.

— Удовольствия доступны всем, даже примитивным животным. Но для того, чтобы достичь вершин наслаждения, необходимы талант и воображение. Вы научитесь атому, Стрэтмор! Научитесь.

Мэйс встал и подал знак лакею подать новые мешки.

— Вы станете одним из нас, — обратился он к Люсьену, — и я хочу показать вам нечто особенное.

Люсьен встал, голова его кружилась. Пришлось ухватиться за спинку кресла. Обретя равновесие, он вышел из комнаты вслед за Маисом. По дороге он задел острый угол стола, но абсолютно ничего не почувствовал. Он даже не столько оцепенел, сколько потерял способность воспринимать окружающее в целом. Очень необычно.

Поднявшись до половины лестничного марша, Люсьен обернулся и посмотрел вниз на мраморный пол. Если он поскользнется и упадет вниз, то ничего не почувствует.

— Пошли, — нетерпеливо позвал Мэйс. — Вы один из немногих, кто по достоинству может оценить все это.

Люсьен осторожно шел за Мэйсом по коридору в дальнюю часть дома. Мэйс отпер замок и отворил дверь. Посреди комнаты стоял рабочий стол, а по стенам были установлены застекленные полки.

Мэйс зажег лампу.

— Здесь вы храните свою механическую коллекцию, — беззаботно сказал Люсьен.

Он заглянул на одну из полок и увидел композицию, состоявшую из трех человеческих фигурок. Один из человечков собирался отрубить голову другому.

— Баварская? Мэйс кивнул.

— Отсечение головы Иоанна Крестителя, Очень редкая вещица. Но это ничто по сравнению с тем, что я делаю сам.

Маленьким ключом, который висел, как брелок, на карманных часах, Мэйс открыл матовые дверцы бюро, достал оттуда механическую игрушку, завел ее легким поворотом ключа и поставил на стол. Затем отступил назад, чтобы гость мог хорошо ее рассмотреть.

Игрушка представляла собой две очень точно выделанные фигурки обнаженных мужчины и женщины. Мужчина лежал между ног женщины. Под механический скрежет шестеренок человечки предавались блуду.

Люсьен тупо смотрел на поднимающиеся и опускающиеся мужские ягодицы и на сведенные в фальшивом экстазе женские руки. Вид этой пары вызвал у него такой приступ холодного отвращения, что от эйфории, возникшей под действием газа, не осталось и следа. Хваленая игрушка Мэйса была не чем иным, как карикатурой на эротику, на бездумное, механическое спаривание, которое всегда казалось Люсьену омерзительным. Сейчас, когда ему трудно было сдерживать себя, он ничего не хотел так сильно, как швырнуть эту безобразную вещицу на пол, чтобы она разлетелась на мелкие кусочки. Желание было настолько сильным, что руки его задрожали.