Сезон колдовства - Константин Кузнецов

— Достаточно будет даже половины этого времени, — уверенно ответил Патрик.

— Хорошо.

Я извлек свой наручный систематизатор, быстро включил его и стал копаться в отчетных папках. Образ Виолы нашелся довольно быстро — короткие манипуляции и тонкие световые линии начали плести призрачную фотографию.

Патрик осенил себя знаком Всевышнего и осторожно протянул руку. Но так и не осмелился дотронуться до образа — просто стоял и смотрел. По его щекам катились слезы, а изображение Виолы стремительно покрывала возникшая Молочная роса.

Защитный организм, магическая пелена или насмешка природы — называйте это явление как угодно, без разницы. Главное, что работало оно безотказно. Это как выступающая испарина в жару. Различия лишь в одном: молочная роса мгнвоенно расправлялась с любым более-менее сложным механизмом. Например наши переносные капсулы могли продержаться не больше десяти минут. Поэтому мы и выбирали для высадки места с наименьшей концентрации этой дряни. Хотя последние годы, ее распространение приобрело катастрофический характер.

Фото начало стремительно растворяться под действием внезапно возникшей пленки. Мой систематизатор вспыхнул и резко кнопки погасли. Послышался неприятный треск, совершенная техника заискрилась, окончательно выходя из строя.

Патрик медленно коснулся пальцами того места, где только что парил вырвавшийся из прошлого образ близкого ему человека. Рука медленно сжалась в кулак. Он прижал его к сердцу и закрыл глаза.

Тяжело вздохнув, я ничего не говоря обнял монаха и его боль незамедлительно передалась мне. Не вся — всего лишь крохотная ее часть. Но мне хватило и этого. Я даже представить себе не мог какую страшную боль он носит у себя в сердце.

— Нам кажется пора, — внезапно раздался голос Патрика. — Ты выполнил свою часть уговора, теперь настал мой черед.

Пускай и ненадолго, он все-таки стал прежним. Скоро отчаянье вновь примет его в свои цепкие объятия. Но пока он еще в силах сопротивляться этой ненасытной особе, и этим надо воспользоваться.

Звенья прошлого

Звенья прошлого

Мост был узкий, с высокими каменными поручнями и десятком статуй изображавших великих мучеников. Скорбные лица с надеждой взирали в ввысь надеясь на скорую помощь Всевышнего. Напрасно. Мрачные, грозовые тучи надежно скрывали их мольбы от небесного покровителя.

Поправив капюшон, я остановился на против одной из фигур и с интересом уставился на потрескавшееся лицо с пустыми глазницами. Сгорбившись, монах устало сложил руки лодочкой, пытаясь вымолить собственные грехи. А было их превеликое множество, — именно об этом свидетельствовал огромный, пузатый храпун угнездившейся у него на плече. Раскрыв пасть исчадие уже готовилось впиться в шею несчастного, но надежда все-таки оставалась…

Приблизившись к статуе я наконец понял, что заставило меня обратить внимание именно на эту скульптуру — на ногах монаха были одеты массивные сапоги с высокой подошвой и двумя стягивающими ремнями на голенище. Служители ордена никогда не носили такую обувь. А если быть до конца откровенным: на этой планете вообще никто не мог одеть подобное.

Образ кающегося человека был посвящен отнюдь не заблудшему догманианцу, — он олицетворял перегрина, который после долгих странствий, наконец нашел свое пристанище в царстве смирения.

Возле ворот как и полагается высилась сторожевая будка. Узкоплечий служитель ордена, в черной сутане и с томиком библии с интересом уставился на нашу груженую повозку. Показав знак рукой, он прижал священную книгу к груди и поспешил к нам на встречу.

— Благослови вас, мученики, — нараспев сказал страж и наградив знаком спасения каждого из нас, включая связанного проводника, уставился на Патрика.

— И тебе наше благословление, отец Титсум, — откликнулся монах.

Похлопав по рассохшемуся боку телеги, страж приблизился к слепцу и внимательно изучил бледное, испещренное трещинами лицо. Я проследил за его неуверенными движениями: вероятность, что отец Титсум сумеет разглядеть в пленнике частицу мрака, была велика.

— И кого же вы привезли к нам, благороднейший брат Патрик? — уточнил он.

— Настоящего лоботряса, — лишь отмахнулся мой приятель. — Мельник из пригорода Фрауце, кличут Гербертом Ворчуном.

— Хм, а зачем кляп и веревки? Неужели все дело в его сквернословие? Или буйный нрав?

— Это было бы меньшим из зол, — приложился к знаку Всевышнего Патрик.

— Что же тогда? — удивился страж.

— Внутренние страдания, — будто заговорщик прошептал Патрик. И ведь не соврал. — Наш мукомол одержим неким злым духом. Больше года эта тварь терзает его израненную душу, оставляя в покое лишь по великим постам и в страстную пятницу.

— Тогда может быть стоило его хорошенько запереть, — насторожившись, тут же предложил Титсум. — Вот смолол бы он мешков сто, глядишь и прошел бы его паршивый недуг. Ведь всем известно: тяжелый труд очищает голову гораздо лучше, чем полночная молитва.

— Возможно ты и прав, — не стал спорить Патрик. — Но день Возрождения уже завтра, вот я и решил за раз очистить этого несчастного не только от исчадия, но и от грехов.

Если до этих слов привратника явно забавлял наш разговор, то услышав о великом празднике — нахмурился и раздраженно заскрипел зубами.

— Решил поиграть в благородство? — с издевкой поинтересовался Титсум.

Патрик добродушно кивнул и осенил себя знаком.

— Прости, но мне что-то слабо верится в подобное рвение, — нахмурился привратник. — Говори живо, зачем притащил сюда это отрепье?

Патрик вздохнул, покачал головой, словно соглашаясь с тем, что не смог провести опытного привратника. Затем осторожно посмотрел по сторонам, и склонившись над ухом Титсума, шепнул:

— Ваша правда, отец-распорядитель. Не спроста я это затеял. Водится за мной одно пригрешение.

— Вот как? И какое же? — удивился привратник.

— Было дело, — стыдливо опустил голову Патрик. — Ввели меня в искушение будь они неладен!

— Рассказывай, не тяни, — потребовал Титсум.

Для пущего эффекта мой приятель тяжело вздохнул и выдал заготовленную по случаю историю.

— Случилось это на ярмарке в Бригге. Вместо того, чтобы передать пару бочонков вина в местную обитель, как мне было поручено, я загнал их местному виноделу… Вот такие вот дела, отец-распорядитель.

Страж долго молчал о чем-то размышляя, а затем разразился громогласным хохотом:

— Ох, порадовал ты меня, брат Патрик. Ни дать ни взять настоящий воришка, — заливаясь от смеха, выдал страж. — Скажи, а как же тебе удалось наши помои втюхать местному дельцу?

— Как-то оно само-собой получилось. Проявил немного красноречия…