Москва и Московия - Сергей Александрович Калашников

и за зелёной гречкой, – вспомнил я. – Может, ещё у местных бруснику отыскала или клюкву. Я её сегодня не видела. – Тут вклинилась Сонька: – Так царь на шхуне кататься едет?

– Ну да. Как раз к началу навигации хочет угадать.

– До Амстердама пойдёт? Или сделает кружок по морю и обратно воротится?

– Собирался по морю с тобой, Софья Джонатановна, до Соловков проехать на «Энтони». А теперь уже и не знаю.

– В чинах мы равных, Лиз, давай по именам и без величаний. Ты фрейлина, и я фрейлина. А чего ты не знаешь?

– Ой, Сонь! Бояре-то царевне ещё четырёх фрейлин навязали. Как нетрудно догадаться, две из партии Милославских и две – из группировки Нарышкиных. Софья Алексеевна не знает, чем их занять. Так я подсказала организовать из них Бабский приказ и личную переписку самодержицы в порядке хранить – послания от неё Петру и обратно. То есть как приставили их для надзора, так пущай и надзирают. Петрушины-то письма я сочиняю, так что там всё по плану. А от неё к нему они под диктовку пишут да потом перебеливают. Но настоящие вопросы я на словах передаю. То есть полк потешный до тысячи человек комплектуют, мушкеты им самые лучшие и прочая амуниция. Учения лодочные на это лето спланированы.

– Не поняла, – врубился в этот щебет я. – Пётр и Софья заодно или как кошка с собакой?

– Притираются. И искрят. Петруша вылазку к Азову тайком от неё планирует. Он думает, что тайком, а она споспешествует, делая вид, что потакает капризам юнца. Так сможешь ты его войско быстро доставить от Преображенского до Азова?

– Готовимся, – улыбнулась Софи.

* * *

В лунном сиянье снег серебрится,

Вдоль по дороженьке троечка мчится.

Динь-динь-динь, динь-динь-динь —

Колокольчик звенит.

Этот звон, этот звон о любви говорит.

В лунном сиянье ранней весною

Помнишь ли встречи, друг мой, с тобою.

Динь-динь-динь, динь-динь-динь —

Колокольчик звенит.

Этот звон, этот звон о любви говорит.

Вспомнился зал мне с шумной толпою,

Личико милое с белой фатою.

Динь-динь-динь, динь-динь-динь —

Звон бокалов звучит.

С молодою женой мой любимый стоит.

Вот что спела Софочка под аккомпанемент гитары за вечерней трапезой, чтобы потешить высоких гостей. Слова, конечно, переставила, да я и не уверен, что помнил их все без погрешностей.

А потом был разговор с князем Фёдором Юрьевичем.

– А ну, говори мне, фрейлина Корн, что вы с Лизкой учинить собираетесь? – без излишней деликатности обратился ко мне человек телом крупный и лицом неприветливый. Это типа аудиенции, но с парой плечистых молодцев за нашей с Софи спиной.

– Что государь пожелает, то и учиню. Захочет пройти на паруснике по тесному Белому морю – прокачу. А прикажет показать ему просторы страны его необъятной – провезу по рекам. Говорят, Кама по весне величественна. А ещё впадает в неё Чусовая, что пересекает Уральский хребет. Опять же, Волга – мать русских рек – чудо как широка. Многие люди, по разным обычаям живущие, города старинные и новые. Рыбные ловы, коих ещё князь Александр Невский не чурался. Я и сама там не бывала, а увидеть охота. Я ведь, мистер Ромодановский, к хождению по водам с малолетства склонность питаю. Оттого и стремлюсь по рекам плавать. А с рек видно широко и двигаться по ним быстро.

– Ты мне про шарманки доложи. Сколь сделать можешь и в какой срок?

– Человека, способного шарманкой править, нужно семь лет учить. Англичане, что со мной приехали, столько лет науки и превозмогали, но таких и десятка нет, – решил я зайти от печки. – Школяры в Архангельске всего два года занимались, а в Котласе – одну зиму. Так что лет через пять-шесть появятся и здесь люди, способные со столь непростыми устройствами работать. А пока приходится доверять недоучкам, каждое их действие контролируя. Обождать придётся, Фёдор Юрьевич. Ведь даже если собрать вместе девять баб, за месяц они не родят. То же самое и с количеством шарманок. Если делать их наспех, неумелыми руками, то они будут плохо везти. Умельца же в три дня не выучишь. Но я пекусь и об этом. И тут тоже нужно несколько лет подождать. К той поре Пётр Алексеевич окончательно встанет на крыло и ужо покажет всем, куда Кузькина мать посылает раков зимовать. Возьмёт державу твёрдою рукой и позволит мне ходить по всем рекам и грузы возить.

– Зачем тебе грузы возить? Ведь и без того богата!

– Без дела скучно.

– А песню спела, чтобы Лизка в царицы не метила?

– Не метит она. Это чтобы Пётр Алексеевич к ней свататься не измыслил. В земле русской обычаи старинные блюсти надобно. – Это я вставил слово мудрое.

– Пушки, что ты поставила, те же, какими с англичанами в Белом море билась?

– Нет. Эти лучше. Легче и калибром крупнее.

– Тогда почто на шхуну свою такие не поставила?

– Под ту огнезапасу много наготовлено и лафет хитрый излажен. Переделывать дюже многодельно, а смысл невелик: у врагов и таких нет. Зачем бить молотом, если довольно и ладонью прихлопнуть?

– Ишь какая разумная! Даром что баба. Тогда расскажи мне: что забыла в Мангазее?

– А может, ты, Фёдор Юрьевич, разобъяснишь мне, где эта самая Мангазея была и отчего её не стало?

– Где она в точности, того не знаю. А не стало её потому, что в городе этом англичане торг вели беспошлинно, пользуясь данными им привилегиями. Та самая лондонская Московская компания богатела, а казна от этого не наполнялась.

– То есть что, англичане дотуда на морских судах доходили? – удивилась Софи.

– А чего бы им не доходить?

– Разве льды им не препятствовали?

– Про льды и пути не ведаю. Но обязательно выясню.

– Пожалуйста, Фёдор Юрьевич, миленький, разузнайте? Может, карты какие-то где-то сохранились? Так бы крепко они мне помогли! А вы, я знаю, всё-всё разузнать можете.

Ну да, припомнил я, что князь этот чем-то вроде контр разведки занимался. Или политическим сыском? То есть фигурой был очень сильной.

– Ты в своём ли уме, девка! Ты же и есть та самая англичанка, от которых эту дорогу закрыли. Наглость твоя просто немыслима. Жаль, что Пётр Алексеич к тебе пристрастен, а то бы мигом в железа заковали и в края холодные отвезли. Так что ни в Мангазею не суйся, ни в Чусовую. Этот путь нынче тоже для иноземцев запрещён. Даже если они