Принцесса Конде - Жаклин Санд

«Что ж, если Мазарини окажется таким скупцом, как про него говорят, буду подрабатывать кукольными спектаклями», – думал шевалье не без иронии.

Какой-то здоровяк, видно, из приезжих, сунул в руки де Фоберу огромный кусок пирога, завернутый в тряпицу. Лейтенант подозрительно принюхался – похоже, с капустой.

– Ну, парень, развеселил, – рокотал щедрый зритель, хлопая себя по бокам. – Эта твоя Марта чисто пасторова племянница из моей деревни. Вся из себя эдакая краля, днем все о Боге говорит. А ночью мужики к ней шастают не хуже, чем днем в церковь. Забор намедни повалили, так усердствовали. Бери пирог, он свежий: жена утром пекла. Чем богат.

– Спасибо, добрый человек, – растроганно поблагодарил шевалье.

Откусил и тут же едва не поперхнулся. На площадь выкатилась карета без гербов, запряженная великолепной четверкой. Саму карету Эме не отличил бы от сотни других, но вот лошади… Их офицер узнал без труда: вчера днем они были впряжены совсем в другой экипаж, который тоже был на этой самой площади. Странное совпадение, не правда ли? А сегодня экипаж сменился, и его сопровождала охрана.

Сидящих внутри Эме видеть не мог, но верхового, ехавшего слишком близко к правой дверце кареты, он рассмотрел во всех подробностях. Что-то было в этом человеке… Что-то, не на шутку смущающее лейтенанта гвардейцев кардинала. Что-то знакомое?

«Выправка у всадника явно военная. Определенно, я где-то его видел. В армии? В ставке герцога Энгиенского?»

Имя всплыло словно само собой: Фабьен де Ру. Шевалье. Все же де Фобер не зря хвастался хорошей памятью.

Этот Фабьен как-то связан с сыном принца Конде. Пока еще шевалье не мог вспомнить, как именно, но связан. И вот теперь он оказался тут, на площади. Де Фобер категорически не верил в совпадения.

«Интересуетесь кукольным театром, господин де Ру? Какая забавная случайность».

Но нужно было переходить ко второй части спектакля и показать почтеннейшей публике куклу, изображавшую Мазарини, чтобы люди, явившиеся за куклой, знали, что она здесь.

Сюжет представления был очень прост. Однажды к кардиналу пришел король, разумеется, просить денег. Камзольчик износился, в ботинке дыра, челядь сидит без жалованья.

«Денег нет», – отвечала кукла в красной мантии, сидя на огромном сундуке, набитом золотом, и сочиняла разные причины, объясняющие, куда они могли подеваться. В финале этой истории к кардиналу явился… Кто бы вы думали? Не простой какой-нибудь рядовой чертенок, а сам сатана. Разумеется, с огромной палкой. И принялся лупить кардинала, попутно жалуясь зрителям, что, дескать, Господь, прослышав, какой кардинал отъявленный лгун, плут и скряга, назначил его старшим в аду, а его, сатану, выгнал.

Эме мысленно порадовался, что Ришелье отправился в мир иной. Во времена красного герцога он вместе со своей ширмой вмиг загремел бы за решетку.

Зрители радостно свистели и поминали недобрым словом проклятого итальянца, давившего их налогами, а кукольник настороженно ждал, когда же любители писать зашифрованные записки заинтересуются куклой кардинала.

Интуиция подсказала Эме, что нужно не терять из виду правую дверцу кареты. И действительно, вскоре плотно задернутые шторки чуть шевельнулись, и из-за них высунулась узенькая изящная рука в шелковой перчатке.

Женщина? Неужели дело лишь в какой-то любовной интрижке знатной дамы – иные таких карет не имеют? Шторки еще немного раздвинулись, сидящая в карете дама осторожно выглянула на улицу, чтобы получше рассмотреть кукол.

У де Фобера пересохло во рту. Это нежное личико, огромные бирюзовые глаза и золотисто-белокурые волосы могли принадлежать только одной особе. Мадемуазель де Бурбон собственной персоной! Тьфу! Эме мотнул головой: он совершенно запамятовал, что старшую сестрицу герцога Энгиенского с год назад выдали замуж за герцога де Лонгвиля. Стало быть, теперь – мадам де Лонгвиль.

Любопытно. Очень любопытно. Гораздо любопытнее, чем могло бы быть. И, судя по ее лицу, дело вовсе не в пустяковой интрижке. Когда речь идет о любви, хорошенькие женщины выглядят иначе. Он готов поклясться, что любимая родственница герцога Энгиенского сгорает от решимости вывести кого-то на чистую воду. Мужа? Отца? Брата? Зачем?

Пока Эме задавал себе все эти вопросы, герцогиня, занятая своими мыслями, подала знак де Ру. Шевалье тотчас наклонился к окошку.

Девушка, разрумянившись от волнения, тихо сказала:

– Пошлите кого-то из своих людей к этому человеку. Мне нужна кукла, изображающая кардинала. Вот деньги. Сколько бы он ни запросил – здесь вдвое, если не втрое больше самой немыслимой цены. Если запросит еще больше, я добавлю. Пусть купят куклу и возвращаются сюда.

– А если он заупрямится? – так же тихо спросил де Ру.

– Ведите его сюда. Я сама с ним поговорю. Потом, если кукла будет у нас, поедем… – Она замялась, видимо, не приняв окончательного решения, – видно будет, куда поедем!

– Может быть, я сам выполню ваше поручение? – неожиданно предложил де Ру.

Он не понимал, почему так волнуется герцогиня, но ему было ясно, что все происходящее имеет для нее большое значение.

– Я не решалась попросить вас, Фабьен, но так, наверное, будет даже лучше. Ступайте, и удачи вам!

Эме тем временем спрятался обратно за ширму и поглубже надвинул на лоб шапку. Во рту у шевалье внезапно стало горько, словно он только что жевал не пирог с зайчатиной, а редиску. Де Фобер догадывался, что принцы и принцессы играют по-крупному. Иначе не бывает. Только вот во что? Меньше всего на свете он хотел связываться с семейством Конде. И в карете ожидал увидеть кого угодно, хоть самого кардинала Мазарини, но не Анну-Женевьеву Конде-Лонгвиль. Проклятье! Одно слово, проклятье!

Дочь Шарлотты Монморанси Эме видел всего один раз семь лет тому назад, да и то мельком. Сколько ей было тогда? Четырнадцать? Девочка превратилась в молодую женщину, к тому же очень похожую на мать.

Шарлотта-Маргарита де Монморанси… Когда Эме говорил капитану де Кавуа, что у принца Конде, возможно, есть резон его недолюбливать, он ничуть не кривил душой. Мужчинам, даже если в их жилах течет королевская кровь, свойственно недолюбливать тех, кто наставляет им рога. Между сиятельной принцессой Шарлоттой и провинциальным дворянином из Северной Пикардии пролегало ровно двадцать лет разницы. Что нашла в нем сорокалетняя светская львица, Эме так никогда толком и не понял. Его же, наверное, привлекла та истинная женская красота, у которой, как известно, не бывает возраста. Этот бурный роман продлился недолго, жизнь шевалье де Фобера вскоре «дала трещину». Смерть брата, ссора с герцогом де Бофором, ссылка в армию. Принцесса Конде прислала ему целых два письма – почти непозволительная роскошь для столь высокопоставленной особы. Эме сжег их, не читая. Семь долгих лет назад. И вот жизнь свела его с дочерью женщины, в которую он когда-то был пылко, по-юношески влюблен. Вот и не верь после этого в совпадения. Что, во имя неба, она тут делает? Какое отношение имеет к зашифрованной записке? Этого, наверное, ему сегодня выяснить не суждено. Уж и за то спасибо случаю, что он узнал девушку, и теперь нет нужды наводить справки об имени владельца кареты.