Все дело в платье - Татьяна Веденская

– Я не отвечаю за его планы, – добавила Маша, проклиная себя за дурацкую слабость. Еще неделю назад Маша хотела рассказать всем о том, что помолвка между нею и Гончаровым разорвана. Что, да, она сошла с ума и отказала Гончарову. Она не думала, не понимала до конца, что делала. Не осознавала, как говорят, последствий. Ей просто не хотелось, чтобы Николай и все вокруг считали, что он берет ее из жалости, а она идет за него из жадности. Она не собиралась, в страшном сне не думала, что этим самым она «откажет» ему.

Она сама не знала, чего хотела.

Факты же были таковы, что, уезжая, Гончаров «забыл» упомянуть о их с Машей разрыве, а сама Маша молчала, продолжая тешить себя глупой надеждой, что Гончаров вернется и что все наладится – как-нибудь. Тешила себя этой надеждой всю неделю. Но Гончаров не возвращался.

– Его секретарь сказала, чтобы мы продолжали все в соответствии с разработанными планами. Ты можешь мне прояснить, что происходит? Почему я разговариваю с какой-то секретаршей? Он вообще где? Он запретил тебе говорить? Он что, готовится к свадьбе?

– Это уже чересчур! – воскликнула Маша. – Это не ваше дело.

– Пока я сижу на этом чертовом поле, все это – мое дело. Я устал ездить сюда каждый день. У меня офис в центре, я хожу до него пешком. Я по утрам в бассейн не успеваю. У меня спина начала болеть, слышишь, Кошкина?

– Купите мазь, – бросила она. Когда неделю назад она приехала на поле, то была уверена, что самым сложным для нее будет – встретиться взглядами с Гончаровым. Оказалось, что НЕ встретиться было в сто раз хуже. Маша огляделась, пытаясь держать себя в руках. Это было непросто. Самообладание никогда не было сильной Машиной чертой. – Где вообще носит этого депутата? Какого черта мы должны тут торчать? У меня тоже, между прочим, могут быть дела.

– Какие у тебя могут быть дела, когда Гончарова нет? – прыснул ядом Щучка и холодно улыбнулся. Это было за всеми пределами Машиного терпения. Она подскочила и, раскрасневшаяся, возмущенная, уставилась на Бориса Яковлевича.

– А вы, значит, считаете, что я сижу тут только для того, чтобы кресло заполнять? Потому что Гончаров так велел? Кто ж его ослушается, верно? Так вот, уважаемый Борис Яковлевич, мы расстались. Расстались с Гончаровым, слышите вы? И я не знаю, где ваш разлюбезный Гончаров. Я понятия не имею, где он, потому что мы расстались. Разошлись! Повторить по буквам? Все! Мы не вместе. Финита. Можете придержать свои пошлости при себе. Я здесь – потому что я работаю над этим проектом, и ни по каким больше причинам. Я занимаюсь этим поселком. И, так уж вышло, этим дурацким парком тоже я занимаюсь, уже не знаю зачем. Кому это только нужно!

– Нам! Это нужно всем нам!

Маша резко развернулась и чуть не опрокинула кресло, рядом с которым она стояла. В дверях кабинета «нарисовался» депутат, и его круглое ухоженное лицо с зачесанными назад седыми волосами было взволнованно. Что именно он слышал, осталось за кадром. Может быть, что даже и все. В любом случае его появление дало Щучке возможность прийти в себя после поистине неожиданного Машиного заявления. Он молча переводил взгляд с пышущей жаром Маши на сытого Ратько, переваривая только что услышанное.

– Иван Генрихович, – пробормотала Маша, радуясь уже тому, что сильнее покраснеть она уже не может. – Мы не слышали, как вы зашли.

– Это я понял, – улыбнулся депутат. У него была добрая, располагающая улыбка, отработанная долгими часами практики. Его работа всегда зависела от того, насколько хорошее впечатление он сумеет произвести – на людей, на избирателей, на своих «доверителей» разной степени важности и высоты полета. – Простите ли вы меня, Мария Андреевна, за опоздание? Меня задержали в мэрии.

– Ну, с мэрией я тягаться не могу.

– Между прочим, частично меня задержали как раз из-за нашего с вами «дурацкого парка»! – Иван Генрихович улыбнулся, повторив в точности сказанную Машей фразу. – Но я рад, что так вышло. Потому что теперь уж я стою пред вами с самыми свежими новостями. Хотя я и хотел бы, чтобы новости были получше. Ну, что есть – то и есть.

– Что-то не так? – нахмурилась Маша, а Ратько прошел за свой дорогой и красивый стол, склонился над планами парка, которые с такой любовью и вниманием разрабатывались коллективом людей. И Жанной, архитекторшей из города Сочи, привнесшей в парк лоск и логичность самого высокого уровня, и Робертом, добавившим к этому щепотку авторского стиля, и Машей, разложившей эти идеи в виде красивых, понятных картинок. Визуализация была ее специальностью и ее самым любимым делом. Уже сейчас Маша могла бы «погулять» по трехмерной модели парка в компьютерном мире. Уже сейчас она могла представить, сколько счастья этот парк принесет людям. Что же пошло не так? Невольно и безо всяких на то оснований Маша предположила, что все дело в Гончарове, но он тут был ни при чем.

– Выяснилось, что у нас имеется большая проблема со статусом этих земель, – поведал Ратько, разводя руками. – Леса первой категории очень тяжело перевести в другие категории, вот в чем дело. Они же являются легкими города.

– Легкими города? Да ведь эти леса стояли под вырубку! – возмутилась Маша, буквально не веря своим ушам. – Ведь они уже были признаны непригодными из-за жучка!

– Были признаны, да, – кивнул Ратько. – Но вот только после наших с вами усилий, после этих вот планов, – и он ткнул пальцем в Машины картинки, – наверху решили перепроверить первоначальное постановление о вырубке. Потому что, как вы изволите видеть, Мария Андреевна, для мертвого леса тут у вас слишком зелено.

– Мы же учитывали имеющуюся ситуацию! Мы провели прореживающую вырубку, это все есть в документах лесничества. Вы не звонили им?

– Больше того, мы запросили у них заключение, так они написали, что лесная зона восстановлена и жизнеспособна.

– Что?

– Между прочим, насколько я понимаю, это более-менее соответствует действительности. Весь сухостой вырублен, здоровые деревья отсортированы. Нет, вы только не подумайте, что я не на вашей стороне, Мария Андреевна. Я говорил им в мэрии, что парк – это общественное благо. И что мы консультировались с населением. Но они требуют официального перевода этой части леса в земли общего пользования. Мы не можем поставить парк в лесу.

– Иными словами, – пробормотала Маша, – все пропало?

– Ну… – вздохнул Ратько. У Маши замерло сердце. Как можно было быть такой счастливой и столько всего потерять за такой короткий срок! – Технически эти земли находятся под контролем группы компаний Гончарова, верно?

– Верно. Только строить на них ничего нельзя, да? – переспросила Маша.

– Значит, либо мы оставляем все, как есть, либо…

– Либо? – Вдруг Маша отчетливо услышала намек на возможность сохранения проекта. Или ей это только померещилось?

– Либо нужно проводить публичные слушания, уговаривать людей подписывать петиции, обращаться к вышестоящим организациям. Заключения от лесников я получу, это не проблема. Но воля народа должна быть выражена более четко, тогда мы сможем вывести кусок леса в землю рекреационного назначения.