Колдун - Кай Вэрди

Следующие три часа Мишка помнил плохо. Они шли по перелеску, скрываясь за кустами, согнувшись в три погибели. Шли быстро. Тамара молчала, только иногда, когда Колька пытался идти с ней рядом, отвешивала ему подзатыльники и молча указывала себе за спину. Полинка спала. Каждый раз, когда девочка во сне вздыхала или начинала вошкаться у него на руках, у Мишки замирало сердце, и он, прижимая ребенка к себе покрепче, шептал: «Спи, маленькая, спи… Баю-бай, баю-бай!»

Казалось, этот лес никогда не закончится. Шли из последних сил. Руки у Мишки устали и сильно болели, он их уже практически перестал чувствовать. Тамара хромала все сильнее и сильнее, слезы давно промыли светлые дорожки на грязных щеках девочки. Губа была искусана до мяса, и тонкая струйка крови запеклась на подбородке. Но девочка молчала и шла.

Они шли и шли… До тех пор, пока перед Мишкой, словно черт из табакерки, не выскочил давно срисовавший их часовой и не двинул прикладом Мишке в спину. Обратным движением приклад уже полетел завизжавшей от неожиданности Тамаре в голову, но, разглядев девочку, часовой резко замер, вытаращив глаза. Но тут же поднял автомат в положение выстрела и направил ствол на детей, негромко, но грозно произнес:

— Умолкни. Не двигаться! Кто такие?

Тамара, отшатываясь от летящего ей в лицо приклада, снова подвернула больную ногу и тяжело грохнулась наземь. Проснувшаяся от резкого толчка и визга старшей сестры Полинка заплакала, Колька замер в ужасе, раскрыв рот, и только хлопал глазами, а по штанам у него расплывалось мокрое пятно. Мишка, от удара прикладом в спину громко хекнул из-за выбитого из легких воздуха, упал на колени, крепче прижав спящую малышку к груди, и с трудом просипел:

— Ребят, свои, не стреляйте! Это я, Заяц, домой вернулся. Со мной дети. Мне к капитану надо! Срочно!

— А в чем ты приехал, малой? — раздалось подозрительное из темноты.

— В чем, в чем… — проворчал, откашливаясь, Мишка. — В танке! Давайте быстрее! Мне к капитану надо! Срочно!

Из темноты вышел второй красноармеец, направлявший оружие на Мишку, и зло уставился на детей.

— Чего смотришь? — озлился Мишка. — Дитя забери, рук уже не чую! Сроню ведь!

— Обойдешься, — не отводя дуло от Мишки, выплюнул второй.

— Ребенок-то причем? — взвился парень.

— Симаков! — не оборачиваясь и не опуская автомата, негромко позвал второй. — Ребенка забери!

Третий солдат, выйдя из «секрета», забросил автомат за спину и, разжав онемевшие руки Мишки, забрал у того плачущую девочку. Послышался топот.

— Что у вас?.. Откуда визги? — спросил запыхавшийся Васильев, тоже, раскрыв рот, уставившийся на детей.

— Товарищ сержант, вот Заяц вернулся, — тряся на руках девочку, доложил часовой. — Дети с ним… Говорит, к капитану ему надо…

— Заааяц… — протянул Васильев. — Живой… Ты совсем охренел, гаденыш? — зашипел сержант. — Ты что творишь, сучёнок?

— Тамара идти не может, она ногу повредила. Помогите ей. Полинка хочет пить, есть и спать. А Колька… — Мишка, обернувшись, посмотрел на опустившего голову пацана. — Маленький он еще. Ему бы переодеться… Я к капитану! — Мишка, тяжело поднявшись на ноги, развернулся, чтобы рвануть в сторону расположения, но не успел.

— Стоять! — раздался рык Васильева над головой. — Ты шлялся неизвестно где, а теперь к капитану? Арестовать его! — кивнул на Мишку головой Васильев.

— Сержант, ты охренел? Я на разведку ходил! Мне к капитану надо! — Мишка оттолкнул подошедшего рядового. — Сержант, не заставляй со своими драться! Отведи к капитану, потом арестовывай, сколько влезет!

— Нет, Заяц, это ты охренел вконец! — обретя дар речи, прошипел сержант. — Я тебя щас шлепну здесь, как перебежчика… — шипел сержант, доставая пистолет из кобуры и снимая его с предохранителя.

— Ну давай, сержант, шлепни! — взъярился Мишка. — Шлепай! И капитан никогда не узнает, где фрицы танки держат! И все здесь сегодня, в крайнем случае — завтра, сдохнут! Все! И ты, и он, и он, и он, и они! — тыкая в каждого пальцем и брызгая слюной, орал Мишка. — Если бы не ребята, хрен бы ты увидел, как я пришел! Ну? Чего замер? Шлепай! — развел Мишка руки в стороны, открывая грудь.

— Какие еще танки? Ты что мелешь, щенок? — просипел сержант. — В нашем направлении все чисто!

— Пятнами покрашенные. Сами светло-коричневые, и пятна зеленые на них. Башня плоская, почти квадратная, и сам танк весь острый, углами, — раздался тихий Томкин голос. — Они новые, чистые. Совсем без царапин.

— Тигры… — пробормотал часовой.

Мишка, шагнув к часовому, взял у него Полинку из рук и сунул растерянному Кольке, а сам подошел к Тамаре, протягивая ей руку.

— Вставай, — потянув девочку за руку, он помог ей подняться. — Прыгай на закорки, — подставив ей спину, Мишка поймал ноги вскочившей ему на закорки девочки, и, ухватив ее поудобнее за ляжки, скомандовал Кольке: — Коля, пошли. Сержант, мы к капитану, — не оборачиваясь, сообщил он так и стоявшему с пистолетом в руке сержанту.

Дверь блиндажа от резкого толчка ногой распахнулась и ударилась о стену. Капитан подскочил на топчане, пытаясь продрать глаза.

— Капитан, вставай. Мы с новостями, — секундная пауза и тяжелое хриплое дыхание, прервавшее кашлем. — Плохими.

Капитан потер уши — пора начинать нормально спать. Уже и детский плач мерещится… Следом пришла мысль — Заяц? Откуда взялся? И новости… плохие?

Капитан вскочил с лежанки и запалил самодельную лампу. Перед ним стоял Ростов собственной персоной, державший на закорках девочку, и из-за его спины раздавался детский плач.

— Миша, пусти меня, — попросила девочка, и Мишка помог ей удержаться — на одну ногу, завязанную какой-то тряпкой, девочка не наступала. За ними обнаружился мальчишка поменьше, державший на руках ребенка трех-четырех лет.

— Здравствуйте, — робко произнесла девочка, опираясь на Мишку.

Абсолютно ошалевший капитан с раскрытым ртом разглядывал ребят, ввалившихся в блиндаж. Все как один мокрые, грязные, разве что девчушка на руках чуть почище — видать, берегли дите. У старшей девочки губа прокушена несколько раз, распухла, и кровь на подбородке, а по грязным, в разводах, щекам светлые полоски кожи, промытые слезами. И взгляды… Мальчишка явно испуган, взгляд затравленный, мечется. Зато двое старших глядят одинаково: угрюмо, мрачно, с вызовом. И ладно еще у Ростова, но у девочки взгляд…

Капитан потянулся за гимнастеркой, когда в блиндаж следом за ребятами ввалился Васильев.

— Товарищ капитан… — начал он, но был прерван.

— Погоди, сержант. Миша, посади девочку и рассказывай, — натягивая гимнастерку, сдвинув брови, проговорил капитан.

— Николай Егорыч, вода есть? Полинка пить хочет, — проговорил Мишка. — Она сутки без воды и еды.