Железный регент. Голос Немого - Дарья Кузнецова

Единственной светлой мыслью стало позвать на помощь, но я не представляла, кто вообще способен с этим справиться.

В этот момент я наконец вспомнила, что на стадионе мы не одни, но оглядеться в поисках Железного регента не успела — землю сотряс тяжелый удар. В ответ на это птица издала какой-то совсем новый, непонятный звук, похожий на болезненный стон, и вновь бросилась вниз, уже не на нас, а куда-то за наши спины. Новый удар оборвался тишиной, звенящей в ушах.

Оглянулись мы вместе со Стьёлем, который мягко высвободился из моих рук и сейчас сидел сам, опираясь на одну руку, а второй держась за голову, пострадавшую при падении.

Ив, слегка припадая на правую ногу, спешил к нам, озираясь и порой поглядывая в небо, а чуть в стороне виднелась груда камней, из-под которой торчало изломанное черное крыло.

— Убил бы! — мрачно сообщил Ярость Богов, останавливаясь рядом с нами и окидывая цепким, пристальным взглядом.

— За что?! — возмутилась я. — Что я, по-твоему, должна была…

— Это было междометие, не требующее ответа, — усмехнулся он, перебив мои возмущения: явно успокоился, увидев, что мы оба почти не пострадали. — По-хорошему, вы-то точно не виноваты, но напугала ты меня здорово. Живой? — уточнил фир, окинув Стьёля вопросительным взглядом.

Тот только поморщился в ответ, но поднялся на ноги. Я дернулась было поддержать его под локоть, но своевременно одумалась: если он начнет падать, я его точно не удержу. К счастью, покачнувшегося альмирца ухватил за плечо Ив и выпустил только тогда, когда убедился, что тот стоит на ногах.

Мужчины одновременно протянули мне руки, чтобы помочь подняться, я недолго думая ухватилась за обе ладони и буквально взлетела с земли.

— Что это были за существа? — проворчала я, отряхивая подол.

Толку от этого не было никакого, разве что я обнаружила свежую ссадину на тыльной стороне ладони — очевидно, получила ее, пока кувыркалась по плотно укатанному песку. И не только на руке — были содраны локти, плечо, колени тоже саднили. Да еще я вдруг обнаружила, что руки дрожат и ноги тоже, а в груди потихоньку собирается неприятный холодный комок запоздалого страха.

— Честно? Я даже в легендах про такое не читал. Хотя умом они не отличаются; когда я прибил первую, вторая буквально сама подставилась под удар. Нормальные животные вообще-то в таких случаях отступают. Ладно, придут умные люди, посмотрят, может, что и скажут. Взглянем поближе? — предложил он.

Мы синхронно кивнули, шагнули в сторону груды камней, ставшей могилой странных птиц, — и я, охнув, опять едва не растянулась на земле. Хорошо, успела уцепиться за мужа.

— Что за… ржа меня побери, ну вот как?! — простонала я, вновь аккуратно перенося вес на левую ногу. Лодыжка отозвалась тупой ноющей болью. И как я не заметила этого сразу?

— Что такое? — за обоих мужчин спросил Ив.

— Ногу повредила. Да слегка, я как-нибудь… доковыляю. Стьёль, куда! Ну ты же сам раненый! — с тяжелым вздохом проворчала я мужу, легко подхватившему меня на руки. Тот в ответ только недовольно поморщился.

— Может, правда я донесу? — предложил Ив, вопросительно вскинув брови.

Каким взглядом на это ответил альмирец, я не видела, потому что снова смотрела на него справа, со стороны повязки. Но Ив вскинул руки в жесте капитуляции и искренне, от души расхохотался.

— Спокойно, я не в том смысле! Мне Тия как дочь, я на нее не претендую.

Мой муж в ответ на это выразительно скривился, качнул головой и, на том завершив разговор, зашагал в нужном направлении. Ив, насмешливо фыркнув, двинулся следом.

«Неужели ревнует?» — шевельнулась радостная мысль, но я одернула себя. Конечно, хотелось бы, чтобы действия мужа оказались продиктованы чувствами, но, скорее всего, двигало им что-то другое.

— Стьёль, может, все-таки не стоит меня таскать? — мягко, увещевательно предложила я. — Ты же сам ударился, был без сознания, а это может быть опасно… — я ласково коснулась его виска кончиками пальцев, внимательно разглядывая рану на голове. Выглядела та, впрочем, не так страшно, как мне показалось на первый взгляд. Просто ссадина. Но на белых волосах запекшаяся уже кровь смотрелась жутковато, в очередной раз неприятно напоминая родовые цвета кесарей Вираты.

Муж в ответ недовольно скривил губы и промолчал. Как обычно.

Я вздохнула, дотянулась и поцеловала его в висок.

Как, должно быть, тяжело, когда не можешь сказать даже простейших слов, не можешь дать понять, что тебе нравится, а что нет…

Надо все-таки основательней взяться за изучение этого языка. Да, дел много, но это с каждым часом, по-моему, становится важнее.

Стьёль Немой

Невысказанные слова жгли горло.

Это было мучительно, почти физически больно, как будто мне в шею воткнули раскаленный стальной прут и крутили его туда-сюда.

Именно это ощущение я ненавидел всей душой, именно из-за него подался к жрецам Немого-с-Лирой. Шепотки можно было перетерпеть, презрительные гримасы тем более, жалость меня не беспокоила, даже интриги и попытки использовать калеку по своему усмотрению — как будто я головой повредился, а не потерял голос — не играли решающей роли.

А вот эта собственная беспомощность, когда ты не можешь объясниться с окружающими, когда достаточно нескольких слов — но сказать их невозможно… Вот это бесило до кровавой пелены перед глазами. Приходилось стискивать кулаки и сжимать зубы, не имея возможности ответить. Потому что для удара нужен веский повод, а его, как правило, не давали.

Я пытался говорить. Шептать, сипеть — хоть как-то. Через боль, потому что малейшая попытка напрячь горло отзывалась именно ей — режущей, острой. Только через пару дней это закончилось осложнениями, воспалением и чем-то еще, на что дан-целитель грязно ругался и посоветовал мне повеситься сразу, а не растягивать удовольствие подобными методами. Жестко и в очень грубых выражениях сообщил, что горло не заживет никогда, что нечему там заживать, и такими темпами я смогу добиться только того, что сделаю хуже и даже есть самостоятельно не смогу. Если бы дана кто-то услышал, он легко мог загреметь под суд за оскорбление принца крови, но слова были верными. Возможно, единственно верными. Я многого не понял из объяснений, все же не целитель, но главное слово — «нельзя» — запомнил накрепко. Несмотря ни на что, жить я по-прежнему хотел. Даже так.

За годы в храме я успел отвыкнуть от этого ощущения, в густой и плотной тишине старого поместья — или, вернее, почти замка — у меня не было никаких проблем по части взаимопонимания с окружающими. А сейчас они опять вернулись, только еще острее и болезненней — то ли с непривычки, то ли от важности слов, которых я не мог произнести.

Ни выразить недовольство, ни поправить ошибку, ни пошутить, ни выругаться. Но главное, что жгло сейчас, — я даже не мог сказать спасибо.