По ту сторону добра и зла - Фридрих Вильгельм Ницше
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
125
Если относительно кого-либо нам приходится менять своё мнение, то причиняемые этим неудобства мы со всей строгостью записываем на его счёт.
126
Народ — это окольный путь природы к шести-семи великим людям. — Да, — и чтобы потом обойти их.
127
Наука уязвляет стыдливость всех настоящих женщин. При этом они чувствуют себя так, точно им заглянули под кожу или, что ещё хуже, под платье и убор.
128
Чем абстрактнее истина, которую ты хочешь преподать, тем сильнее ты должен обольстить ею ещё и чувства.
129
У чёрта открываются на Бога самые широкие перспективы; оттого он и держится подальше от него — чёрт ведь и есть закадычный друг познания.
130
Что́ человек собою представляет, начинает открываться тогда, когда ослабевает его талант, — когда он перестаёт показывать то, что он может. Талант ведь — тоже наряд; а наряд — тоже укрытие.
131
Оба пола обманываются друг в друге — это значит, что они, в сущности, чтут и любят только самих себя (или, лучше сказать, свой собственный идеал). Так, мужчина хочет видеть женщину миролюбивой, — а между тем как раз женщина по существу своему неуживчива, подобно кошке, как бы хорошо она ни выучилась выглядеть миролюбивой.
132
Сильнее всего наказывают за добродетели.
133
Кто не умеет найти дороги к своему идеалу, живёт более легкомысленно и дерзко, чем человек без идеала.
134
Только из области чувств и берётся всякая достоверность, всякая чистая совесть, всякая очевидность истины.
135
Фарисейство — это не вырождение доброго человека: напротив, в фарисействе немало такого, что является скорее условием этой доброты.
136
Один ищет акушера своим мыслям, другой — человека, которому он может помочь; так рождается добрая беседа.
137
Вращаясь среди учёных и художников, очень легко ошибиться в обратном направлении: нередко в замечательном учёном мы находим посредственного человека, а в посредственном художнике очень часто — чрезвычайно замечательного человека.
138
Мы ведём себя наяву так же, как во сне: сперва придумываем и сочиняем себе человека, с которым общаемся, — и тотчас же забываем об этом.
139
В мщении и любви женщина более варварское создание, чем мужчина.
140
Совет в виде загадки. — «Если узелок не рвётся, раскусить его придётся».
141
Брюхо — причина того, что человеку не так-то легко возомнить себя богом.
142
Вот самые стыдливые слова, которые я слышал: «Dans le véritable amour c’est l’âme, qui enveloppe le corps»[38].
143
Нашему тщеславию хочется, чтобы то, что мы делаем лучше всего, считалось самым трудным для нас. К вопросу о происхождении некоторых видов морали.
144
Если женщина обнаруживает научные склонности, то обычно с её половой сферой что-нибудь да не так. Уже бесплодие располагает к некоторой мужественности вкуса; мужчина же, с позволения сказать, как раз «бесплодное животное».
145
Сравнивая в целом мужчину и женщину, можно сказать следующее: женщина не была бы так гениальна в искусстве наряжаться, если бы у неё не было инстинкта ко вторым ролям.
146
Тому, кто сражается с чудовищами, следует остерегаться, как бы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.
147
Из старых флорентийских новелл, — а кроме того, из жизни: buona femmina e mala femmina vuol bastone[39]. Sacchetti Nov. 86.
148
Соблазнить ближнего на хорошее о ней мнение и затем всей душой поверить этому мнению ближнего, — кто сравнится в этом фокусе с женщинами!
149
То, что одна эпоха считает злом, обыкновенно есть несвоевременный отзвук того, что прежде считалось добром, — атавизм более древнего идеала.
150
Вокруг героя всё становится трагедией, вокруг полубога — сатировской драмой, а вокруг Бога всё становится — чем же? быть может, «миром»?
151
Иметь талант недостаточно: нужно ещё иметь на него ваше разрешение, — не так ли, друзья мои?
152
«Где древо познания, там всегда рай» — так вещают древнейшие и новейшие змеи.
153
Всё, что делается из любви, происходит всегда по ту сторону добра и зла.
154
Возражение, смена темы, весёлое недоверие, насмешливость суть признаки здоровья: всё безоговорочное относится к патологии.
155
Чувство трагического ослабевает и усиливается вместе с чувственностью.
156
Безумие единиц — исключение, а безумие целых групп, партий, народов, эпох — правило.
157
Мысль о самоубийстве — сильное утешительное средство: с ней легко пережить иную мрачную ночь.
158
Нашему сильнейшему инстинкту, тирану в нас, подчиняется не только наш разум, но и наша совесть.
159
Следует отплачивать за добро и зло, но почему именно тому, кто сделал нам добро или причинил зло?
160
Мы охладеваем к тому, что познали, как только поделимся этим с другим.
161
Поэты бесстыдны по отношению к своим переживаниям: они эксплуатируют их.
162
«Наш ближний — это не наш сосед, а сосед нашего соседа» — так думает каждый народ.
163
Любовь выносит на свет высокие и скрытые качества любящего — редкое, нетипичное в нём: поэтому она с лёгкостью вводит в заблуждение насчёт того, что служит у него правилом.
164
Иисус сказал своим иудеям: «Закон был для рабов — возлюбите Бога, как люблю его я, сын Божий! Какое дело нам, сынам Божьим, до морали!»
165
Применительно ко всякой партии. — Пастуху всегда нужен баран-вожак, иначе ему самому придётся побыть бараном.
166
Ртом люди, конечно, лгут, но физиономией, которую они при этом строят, они всё же говорят правду.
167
У суровых людей душевность является предметом стыда — и некой ценностью.
168
Христианство дало Эроту выпить яду: он от этого хотя и не погиб, но выродился в порок.
169
Много говорить о себе — тоже способ себя скрывать.
170
В похвале больше навязчивости, чем в порицании.
171
Сострадание в человеке познания почти так же смешно, как нежные руки у циклопа.
172
Из человеколюбия мы иногда обнимаем первого встречного (потому что нельзя обнять всех): но именно в этом нельзя признаваться первому встречному...
173
Ненавидеть начинают не когда считают человека ниже себя, а лишь когда считают его равным или выше себя.
174
И вы, утилитаристы, вы тоже любите все utile только как повозку ваших склонностей — и вы тоже на самом деле не выносите скрипа его колёс?
175
В конце концов мы любим наше собственное вожделение, а не предмет его.
176
Чужое тщеславие приходится нам не по вкусу только тогда, когда