Коварный обольститель - Рене Энн Миллер

Господи, она просит прощения? Если бы эта девушка только знала, какое удовольствие ему доставляют их столкновения. София собралась встать, но Хейден жестом попросил ее задержаться и спросил:

– Вы собираетесь наверх писать еще одно письмо?

Каждый день без исключений, сидя в уголке его спальни, она писала послание.

– Я подумал, что здесь вам будет удобнее, поэтому письменный прибор велел принести сюда.

– Сегодня утром я уже послала записку доктору Тримблу.

– Ага, так вы переписываетесь с Тримблом?

При упоминании имени доктора Хейдену хотелось зарычать.

– Я держу его в курсе вашего состояния. В письме я описываю внешнее состояние вашей раны, неприятные ощущения, которые вы испытываете, и прогресс в процессе выздоровления. Поначалу я сообщала о вашем настроении, но теперь я опускаю эту часть своего доклада.

– И почему же, позвольте узнать?

– По утрам вы всегда в одном настроении.

– Вы намекаете на то, что по утрам я далеко не душка?

– Пожалуй, да.

В темных глазах Софии заиграли смешинки, и она прикусила губу, как делает ребенок, которого поймали на лжи старшим. Словно понимая это, она провела по губам кончиком языка, отчего пухленькие губки заблестели. В голове у Хейдена пронеслось воспоминание об их поцелуе. Он помнил, как язык Софии чувственно поглаживал его язык, помнил тепло ее губ с ароматом корицы. Мужское достоинство Уэстфилда напряглось. Проклятье! Эта женщина послана самим сатаной и с одной целью – погубить его. Внезапная боль свела мышцы шеи, и граф повертел головой и слегка помассировал ее, чтобы унять спазм.

– Вас что-то беспокоит? – София встала.

– Нет, ничего страшного.

– Если позволите, думаю, я смогу помочь.

Ему хотелось смеяться. Разумеется, она могла.

– Я часто массировала дедушке спину. – Она встала и положила ладони ему на плечи. – Вы напряжены, расслабьтесь.

Расслабиться? Он чувствовал сильное возбуждение и представлял, как занимается с нею любовью на столе. Совершенно необходимо отвлечься от этих мыслей.

– Расскажите мне о своем детстве.

Ее теплые пальцы успокаивающе скользили по его шее и плечам.

– Вы ведь не хотите, чтобы я нагнала на вас скуку?

– София, вы обладаете довольно утомительной склонностью отвечать вопросом на вопрос.

– У меня было хорошее детство.

Что-то в ее тоне противоречило ее словам.

– Ваш дедушка много и тяжело работал?

Вообще-то он так не считал. То, как она держалась, и достаточно изящные манеры не предполагали трудного или голодного детства, но если теперь ей приходится ухаживать за такими типами, как он, и вытирать носы сопливым детишкам, то аристократическим происхождением эта девушка похвастаться не могла.

– Нет, не очень.

София не стала вдаваться в подробности. Несколько восхитительных минут ее умелые руки тщательно проминали каждый дюйм мышц шеи и плеч, и наконец боль отступила.

– Вам лучше? – спросила она.

– Намного лучше.

Ему хотелось обнять ее и посадить к себе на колени и вновь ощутить аромат ее губ. Глупец.

– Если хотите, я натру вас бальзамом.

Хейден передернулся. У его няни была слабость к целебным мазям. Бальзамам консистенции коровьего навоза и такого же неприятного запаха. Граф покачал головой, не отрывая взгляда от ее изящных длинных пальцев. Может, она и Тримблу массировала шею? На его скулах заходили желваки.

– Папа! – в комнату ворвались Селия и Леди Оливия. – Идет снег!

Она подбежала к окну, и вместе с собакой они выглянули в окно. Леди Оливия энергично-восторженно виляла хвостом, и частое дыхание псины затуманило стекло. Селия захихикала, отодвинула от окна собачью морду и протерла стекло рукавом платья цвета лаванды.

– София, посмотрите! Никогда не видела таких больших снежинок, и их так много, что уже вся земля покрыта.

София посмотрела на Хейдена.

– Конечно, – сказал граф, кивая в сторону окна. Энергичным шагом София прошла к окошку. Невозможно было не заметить, как искренне она улыбнулась Селии и как загорелось ее лицо, когда она выглянула на улицу.

– Можно мне пойти на улицу и поиграть в снегу? – Селия обернулась к отцу. Он не сразу ответил, и она сложила ручки в умоляющем жесте. Он положил ладонь на халат, где тот прикрывал раненую ногу.

– Я не могу пойти с тобой, но, возможно, мы уговорим тетю Эдит поехать с тобой прокатиться.

Селия нахмурилась.

– Нет, папа. Тетя Эдит сказала мне, что сегодня она навещает леди Марли.

София все еще смотрела в окно.

– София, вы любите снег? – спросил он.

– Люблю, – ответила она. И, прежде чем Хейден продолжил, Селия подбежала к ней.

– Вы не хотите пойти прогуляться по снегу?

– Если твой папа позволит, то с радостью.

Не дожидаясь ответа отца, Селия схватила Софию за руку и потащила женщину к двери.

– Конечно же, позволит.

София, оглянувшись, взглянула на Хейдена и улыбнулась, тот беззвучно произнес: «Спасибо». У самой двери Селия внезапно остановилась.

– У вас есть муфта, София?

– Нет, но вполне подойдут и перчатки.

– Я видела муфту в одном из бабушкиных сундуков на чердаке.

Хейден поморщился. Селия обожала разбирать старые вещи, хранившиеся на чердаке, но он сомневался, что София захочет надеть что-то из этой рухляди.

– Дорогая, я уверен, что Софии вполне будет достаточно и перчаток.

Девочка слегка прикусила нижнюю губку.

– Папа, – спросила она тихим голосом, – а почему на чердаке нет никаких маминых вещей?

Сердце Уэстфилда учащенно забилось. Разве мог он сказать Селии, что ее мать никогда не переступала порог этого дома? Впрочем, это не совсем так. Невозможно забыть, как она приходила к нему после похорон старого графа, тогда он отказался встретиться с ней, а затем уехал на континент. Каким же дураком он был! Если бы она только привела с собой Селию… Если бы он увидел лицо девочки, то наверняка сразу же заметил бы явное семейное сходство… Если бы… Его прошлое оставалось заполненным различными «если бы» и догадками. У него защипало в глазах, и он моргнул.

– Папа? – окликнула его девочка, вырывая из сонма воспоминаний.

– Селия, – обратилась к ней София. Похоже, женщина моментально поняла, что правда может причинить ребенку боль. – Я с удовольствием надену муфту твоей бабушки. Но нам надо поторопиться, если мы замешкаемся, снегопад может прекратиться, и мы не попробуем падающие снежинки.