Гарем до и после Хюррем - Николай Непомнящий

В центре султан воздвиг для себя летний дворец Саадабад, взяв за образец французское шато ХVII века, план которого посол Турции привез ему из Парижа. Вокруг него выросли другие дворцы, павильоны, киоски, виллы — общим числом не менее сотни, выполненные в подражание французскому декоративному искусству. Подобные «города удовольствий» скоро украсили и специально отобранные участки азиатских берегов Босфора. Построенные архитекторами, доставленными как из Европы, так и из Азии, эти «эманации», как заметил посол Франции Луи Савьер де Вильнев, выражали стили настолько разные, что иногда можно было предположить, что находишься в Версале, а иногда — в иранском Исфахане. Эти строения напоминали сценические декорации к бесконечной круговерти красочных зрелищ. Двор султана в поисках разноообразия и перемен придумывал все новые и новые забавы.

Заботу о развлечениях султана взял на себя зять Ахмеда, Дамад Ибрагим-паша, разделявший любовь султана к изящным искусствам и служивший на протяжении последних двенадцати лет его правления в качестве великого визиря (в первые 15 лет султан сменил тринадцать великих визирей).

Ибрагим сам был любителем роскоши и развлечений. Придумывая спектакли, которые заканчивались далеко за полночь, он привлекал к делу специалистов, способных изобрести новые приемы и устройства праздничных иллюминаций в Стамбуле. Так что вновь прибывший французский посол мог ночью с высот Пера наблюдать расположенный напротив город, здания и сады которого и даже воды светились и искрились огнями (купола мечетей были окружены бесчисленными ореолами света, тогда как между минаретами благодаря невидимому аппарату стихи Корана писались на фоне неба огненными буквами).

В праздники Стамбул освещался на протяжении трех дней и ночей подряд. Во время одного из торжеств по случаю свадеб трех дочерей султана и двух его племянниц, а также обрезания четырех его сыновей великий визирь распорядился провести празднества по всей империи. Он собрал из провинций около двух тысяч музыкантов, тысячу пятьсот мимов, борцов, фокусников и акробатов и столько же поваров.

Султан возложил на инспектора имперских кухонь ответственность за гастрономические церемонии, приказав ему изготовить четыре брачных пальмы, символы плодородия, гигантских размеров для молодых наследников и меньшего размера — для всех остальных. Повара творили чудеса кондитерского искусства, в том числе сад несколько метров в длину и четыре в ширину, полностью изготовленный из сахара. Этот сад символизировал сладость семейной жизни.

Сераль в зимнее время развлекался праздниками халвы, общественными собраниями, на которых проводились философские собеседования наряду с чтением стихов, танцами, пьесами и молитвами, и все сопровождалось раздачей сладостей, иначе — халвы.

Но когда зима кончалась, к удовольствию султана, наступал весенний праздник, который со временем превратился в фестиваль тюльпанов. Ахмед очень любил цветы — розы, гвоздики (они, как говорили, напоминали его усы), лилии и жасмин. Но в конце концов именно тюльпаны стали предметом его обожания, превзойдя все остальные цветы. По-турецки «тюльпан» звучит как «ляле», и в это вкладывается священный смысл из-за созвучия со словом «Аллах». Отсюда правление Ахмеда III среди потомков известно как ляле деври, или «эпоха тюльпанов».

Тюльпан был диким цветком азиатских степей, устилавшим дороги турок на протяжении веков их миграции на Запад. В XVI веке Бусбек, посол австрийского императора, будучи заядлым ботаником, первым привез тюльпаны на Запад, взяв с собой во Фландрию их луковицы. Европейское название цветка произошло от прозвища, которое дали ему турки: «тулбенд», или «тюрбан», — на фарси. Вскоре после того, как тюльпан был ввезен европейскими купцами и в больших количествах стал разводиться в Голландии, стали известны уже около двенадцати сотен его сортов.

Именно Мехмед IV, отец Ахмеда, был первым, кто вновь вернул тюльпан в Турцию, разбив цветник с несколькими сортами тюльпана в садах сераля. Но первым, кто начал импортировать тюльпаны в больших количествах не только из Голландии, но и из Персии, был сам Ахмед. Разведение тюльпанов в его садах тщательно планировалось, на каждой делянке высаживалась лишь одна разновидность этого цветка.

Праздник весны Ахмеда, праздник тюльпана, проводившегося в садах большого сераля, на время даже затмил своим значением традиционные религиозные праздники мусульман. Он проводился всегда в апреле на протяжении двух вечеров, предпочтительно при свете полной луны. Над частью своих садов султан возвел крышу наподобие оранжереи. Здесь, расположенные на полках, стояли бесчисленные вазы с тщательно отобранными по цвету и форме цветами, с поставленными между ними большими лампами и емкостями из стекла, заполненными разноцветными жидкостями, так что тюльпаны светились как бы идущим изнутри собственным светом. На ветвях деревьев, объединяя оранжерею с вольерой, были развешаны клетки с канарейками и редкими певчими птицами. Султан сидел в центре на троне под шатром имперского павильона, принимая выражения почтения. На следующий вечер развлечения устраивались для дам из гарема, которых султан принимал один, развлекая их музыкой и поэзией, песнями и танцами своих рабов, тогда как черепахи бродили по садам со свечами на панцирях, чтобы освещать тюльпаны. Иногда устраивался «поиск сокровищ» — подобно поиску пасхальных яиц в Европе, — с окрашенными в разные цвета конфетами и безделушками, спрятанными среди цветов, которые женщины гарема искали, перебегая туда-сюда на цыпочках. Ибрагим-паша сам обожал больше всего сорт тюльпанов под названием «голубой жемчуг», предлагая солидное вознаграждение тому, кто смог бы акклиматизировать его, и накрывал эти цветы белой вуалью, чтобы предохранить от солнечных лучей в жаркую погоду.

Тюльпан не только стал заметным мотивом в декоре изразцов и плитки и в других видах декоративного искусства османов — с сопровождающим этот цветок культом весны он стал источником вдохновения для турецких поэтов в то время, когда они начали освобождаться от влияния персидской поэзии, чтобы создать свою собственную, новую музу. Ведущим поэтом времен правления Ахмеда III с его нарядностью и роскошью, галантным обхождением был Недим — «добрый приятель», певец удовольствий с беспечной философией: «Давайте все смеяться и играть, давайте наслаждаться прелестями жизни».

Как образ, тюльпан просуществовал в турецкой поэзии вплоть до республиканской эры XX столетия. «Победа, — писал современный поэт Яхья Кемаль, — это хрупкая красота с лицом розы и поцелуем тюльпана».

Эпоха тюльпанов была больше чем просто мода. По своей сути она знаменовала собой рождение в Османской империи современной эры. В этом образе выразилось начало вхождения страны в мировой процесс, новый этап просвещения, отражавший дух рационального поиска ответов и либеральной реформы. Империя обратилась к Западу, находившемуся в новой фазе научного прогресса, экономического процветания и военной мощи, чтобы найти светский противовес традиционным религиозным ценностям исламского Востока. Тюльпан, таким образом, стал символом расцветавшего под влиянием западной цивилизации турецкого Ренессанса.

Представители Османской династии