Путь Пилигрима - Гордон Диксон

– Так,- проронил Лит Ахн с тем же выражением. Он вроде бы и слышал, но не услыхал. Шейн почувствовал, что слабеет от наступившего облегчения. Он загадал, что Первый Капитан не вспомнит об этом,- и выиграл пари с самим собой.

Одинокий музыкальный звук, исходящий от двери, которая вела в личные апартаменты Первого Капитана, прервал мысли как Шейна, так и Лит Ахна.

Дверь распахнулась, чтобы впустить еще одного алаага. Это была женщина, и Шейн узнал ее с чувством, близким к панике. Это была Адта Ор Эйн, супруга Лит Ахна; паника Шейна проистекала из того, что впервые за долгое время он попал в ситуацию, затрагивающую те нравы алаагов, с которыми он не был знаком.

Раньше, в редких случаях, ему приходилось иметь дело с супругой Первого Капитана, когда та посылала его с частными поручениями. Его встречи с ней были чисто формальными и проходили целиком и полностью в рамках известного кода поведения при общении человекозверя с алаагом. С другой стороны, его частные встречи с Лит Ахном, как и эта, были в основном неформальными. Невозможно было предсказать, как супруга Первого Капитана отреагирует на привычную неформальность, разрешенную Лит Ахном. С другой стороны, может встать вопрос о его неподчинении авторитету Лит Ахна, перейди он вдруг на официальный тон после того, как Лит Ахн, усевшись на диван, фактически повелел ему отказаться от официальности. Совершенно непонятно было, отвечать в официальном тоне или нет, обратись к нему один из них. Любой тон может оскорбить Лит Ахна или Адту Ор Эйн.

Шейн, замерев, стоял в молчании, моля Бога, чтобы оба чужака проигнорировали его. Он изучал Адту Ор Эйн, как недавно Лит Ахна - и по той же причине. В ней всегда чувствовалась какая-то горечь, но она, похоже, держала себя под контролем. А в этот момент контроль, очевидно, ослаб.

Ему продолжало везти еще какое-то время. Лит Ахн поднялся с дивана и пошел навстречу Адте Ор Эйн. Они остановились напротив друг друга, на расстоянии вытянутой руки, глядя друг другу в лицо.

Адта Ор Эйн была чуть выше, но, помимо этого, не научись Шейн распознавать пол алаагов по небольшим различиям в строении тел, было бы затруднительно различить этих двоих. Их одеяния были одинаковыми. Лишь некоторая индивидуальность черт, та индивидуальность, которую Шейн научил себя выискивать за последние годы, и индивидуальная особенность голосов позволяли отличать одного от другого. Взрослые алаагские женские особи, как и земные женщины, говорили более высокими голосами, чем мужские, хотя различие было едва заметным, особенно для немолодой алаагской женщины вроде Адты Ор Эйн, чей голос с годами загрубел.

И вот эти двое стояли друг напротив друга. Между ними было напряжение, которое Шейн явно ощущал, и с этим чувством пришла следующая волна облегчения. Если они будут и дальше полностью заняты друг другом, он в сущности станет невидимым - не более значимым, чем мебель в комнате, и шанс, что любой из них потребует от него ответа, почти сведется к нулю. В первый раз Шейн дерзнул взглянуть на них скорее как наблюдатель, а не как потенциальная жертва их встречи.

Они не прикасались друг к другу. Тем не менее опыт Шейна в общении с алаагами заставил его увидеть в их конфронтации некую близость - слова «любовь» не существовало в языке алаагов,- а это подразумевало, что, будь они людьми, могли бы коснуться друг друга. В то же время Шейн чувствовал в Адте Ор Эйн печаль и гнев, а в Лит Ахне - нечто вроде беспомощной жалости. Они игнорировали его.

– Может быть,- произнес Лит Ахн,- тебе надо отдохнуть?

– Нет,- сказала Адта Ор Эйн.- В такое время и отдых не в радость.

– Ты себя заставляешь понапрасну страдать.

Она отвернулась и обошла Первого Капитана. Он тоже повернулся и посмотрел ей вслед. Она подошла к стене с большим экраном, и, хотя Шейн не заметил, чтобы она включила его, экран засветился, и на нем возникло изображение, заполнившее собой всю комнату.

Трехмерный экран показывал то, что Шейн вряд ли мог вообразить: взрослого алаага-мужчину, без доспехов, но имеющего при себе всевозможное оружие и заключенного в глыбу какого-то коричневатого полупрозрачного вещества, как насекомое в кусочек янтаря.

Только после того, как первый шок от увиденного прошел и Шейн принялся детально рассматривать изображение, заметил он две необычные вещи. Первое -легкий желтоватый оттенок на концах белых волос закованного в глыбу алаага, и второе - то, что алааг был жив, но совершенно беспомощен.

Шейн видел, как движутся зрачки серых глаз, когда он наблюдал за его лицом. Они смотрели на нечто, находящееся, казалось, за пределами изображенной на экране картины. Другого движения не было заметно - и, видимо, его не могло быть, поскольку лицо, как и остальные части тела, было заключено в окружающее вещество и обездвижено.

– Нет,- произнес Лит Ахн позади него.

Слух Шейна, обостренный за два с половиной года службы, уловил редкую вещь - отголосок чувства в голосе алаага; и хотя он был слаб, Шейн ясно услышал нотку боли. Прошедшие годы, когда он привык настраиваться в лад душевному состоянию Первого Капитана, в конечном итоге создали между ними едва ли не сочувственные отношения; и он совершенно четко ощущал в этот момент эмоции Лит Ахна.

– Я должна посмотреть на него,- сказала стоящая перед экраном Адта Ор Эйн.

Лит Ахн сделал три шага вперед, подходя к ней сзади. Он протянул свои большие руки к ее плечам, а потом беспомощно уронил их.

– Это всего лишь одна из концепций,- вымолвил он.- Модель в натуральную величину. Нет оснований считать ее реальной. Почти наверняка ничего подобного не произошло. Он и его команда, без сомнения, мертвы, полностью уничтожены.

– Но, быть может, он сейчас, там,- сказала Адта Ор Эйн, не поворачивая головы от экрана.- Может, они сделали с ним это и оставят его в таком виде на тысячу жизней. У меня больше не будет детей. У меня есть только он, и, возможно, он страдает.

Лит Ахн стоял, не говоря ни слова. Она повернулась к нему.

– Это ты отпустил его,- вымолвила она.

– Ты ведь знаешь, как знаю и я,- отвечал он.- Некоторые из нас должны наблюдать за Внутренней Расой, похитившей наши жилища, в случае, если они опять начнут выступление,- а дело идет к тому. Он был моим сыном - моим, как и твоим - и захотел стать одним из тех, кто стоит на страже.

– Ты мог бы запретить ему. Я просила тебя велеть ему остаться. Ты не сделал этого.

– Как бы я мог?

– Уговорить.

Никогда прежде Шейну не доводилось быть свидетелем эмоций подобного уровня между двумя обычно бесстрастными алаагами, и ему казалось, его подхватил ураган. Уйти он не мог, но остаться и слушать было выше его сил. Помимо воли сочувствие, так болезненно проявляющееся в нем к эмоциям Лит Ахна, захлестнуло его вместе с чужой болью; болью, которую он не мог понять, и поэтому не в силах был помочь.

– За тысячу жизней,- вымолвила она,- за тысячу и больше жизней они не подавали признаков того, что снова выступают. Им нужны были только наши планеты, наши жилища, и, получив их, они успокоились. Мы все знаем об этом. Зачем же посылать наших детей в те места, которые теперь принадлежат не нам, чтобы они могли схватить их и сделать себе игрушки из нашей плоти и крови - сделать игрушку и вещь из нашего сына?