Человек для себя - Эрих Фромм

Рецептивная ориентация часто обнаруживается в обществах, в которых право одной группы эксплуатировать другую твердо установлено. Поскольку эксплуатируемая группа не в силах изменить существующую ситуацию и даже не имеет об этом представления, ее представители склонны смотреть на своих господ как на благодетелей, тех, от кого они получают все, что может дать жизнь. Как бы мало раб ни получал, ему кажется, что собственными усилиями он добился бы еще меньшего, потому что в существующей структуре общества ему внушили, что он не способен управлять им и полагаться на собственные труды и разум. При первом взгляде на современную американскую культуру представляется, что в ней рецептивная ориентация полностью отсутствует. Вся наша культура, ее идеи, ее практика отвергают рецептивную ориентацию и акцентируют необходимость для каждого самому о себе заботиться, нести ответственность за себя, проявлять инициативу, если он хочет «чего-то достичь». Однако хотя рецептивная ориентация не поощряется, она вовсе не отсутствует. Необходимость в конформизме и угождении вызывает чувство беспомощности, в котором коренится скрытая рецептивность современного человека. Это особенно проявляется в отношении к «экспертам» и общественному мнению. Люди полагают, что в любой области существует эксперт, который скажет им, как обстоят дела и что они должны делать, а все, что требуется от них, – всего лишь слушать и воспринимать его идеи. Существуют эксперты в науке, эксперты по достижению счастья, а писатели превращаются в экспертов в науке жизни только потому, что они авторы бестселлеров. Эта трудноуловимая, но распространенная рецептивность принимает довольно гротескные формы в современном «фольклоре», порождаемом рекламой. Хотя все знают, что в реальности схемы быстрого обогащения не работают, широко распространены мечтания о жизни без усилий. Отчасти это выражается в использовании гаджетов: автомобиль, не нуждающийся в переключении скоростей, ручка, с которой не нужно снимать колпачок, – это лишь наудачу взятые примеры подобной фантазии. Более всего рецептивность распространена в схемах, касающихся счастья. Вот очень характерная цитата. «Эта книга, – пишет автор, – расскажет вам, как стать вдвое счастливее, здоровее, энергичнее, увереннее в себе, способнее и беззаботнее, чем вы когда-либо были. От вас не требуется выполнять трудоемкую умственную или физическую программу, все гораздо проще. Приводимый маршрут к обещанному благоденствию может показаться странным – ведь немногие из нас могут представить себе получение благ без труда. Тем не менее это так, как вы увидите»[45].

Эксплуататорский характер с его девизом «Я беру то, что мне нужно» восходит к пиратским и феодальным временам и прослеживается у баронов-грабителей XIX века, эксплуатировавших природные ресурсы континента. «Парии» и «авантюристы», по терминологии М. Вебера, рыскавшие в поисках наживы, были людьми именно такого склада, людьми, целью которых было дешево купить и дорого продать и кто безжалостно пролагал себе путь к власти и богатству. Свободный рынок XVIII–XIX веков с его условиями конкуренции вскармливал именно такой тип. Наш век видит возрождение неприкрытой эксплуатации в авторитарных системах, пытающихся пользоваться природными и трудовыми ресурсами – не только собственной страны, но любой другой, которую им по силам захватить. Они провозгласили право сильного и прибегли к рационализации, ссылаясь на закон природы, согласно которому выживает сильнейший; любовь и порядочность были объявлены признаками слабости, мышление стало считаться занятием трусов и дегенератов.

В XVIII–XIX веках накопительская ориентация существовала бок о бок с эксплуататорской. Представители накопительского типа были консервативными, менее заинтересованными в безжалостном захвате, чем в методическом экономическом накоплении, основанном на разумных принципах и на сохранении приобретенного. Для такого человека собственность была символом его Я, а ее защита – высшей ценностью. Такая ориентация давала индивиду уверенность и безопасность; собственность и семья, защищенные относительно устойчивыми условиями жизни в XIX веке, составляли безопасный и управляемый мир. Пуританская этика с ее упором на трудолюбии и успехе как свидетельствах добродетели укрепляла чувство безопасности и придавала жизни смысл и чувство выполнения религиозного долга. Такая комбинация стабильного мира, стабильной собственности и стабильной этики давала членам среднего класса чувство принадлежности, уверенности в себе, гордости.

Рыночная ориентация не порождена XVIII и XIX веками; она, несомненно, современный продукт. Только недавно упаковка, ярлык, название марки стали важны – как применительно к товарам, так и применительно к людям. Доктрина труда утратила вес, а доктрина продажи стала главной. В феодальные времена социальная мобильность была чрезвычайно ограничена, использовать собственные личностные качества, чтобы пробиться наверх, было невозможно. В годы конкурентного рынка социальная мобильность стала относительно значительной, особенно в Соединенных Штатах: если человек выполнял свои обязательства, он мог преуспеть. Сегодня возможности отдельного индивида своими силами сделать состояние по сравнению с предыдущим периодом значительно уменьшились. Тот, кто хочет пробиться наверх, должен принадлежать к большой организации, и способность играть ожидаемую роль оказывается его основным достоинством.

Обезличение, пустота, бессмысленность жизни, превращение индивида в автомат ведут к росту неудовлетворенности и потребности в поиске более адекватного образа жизни и норм, которые могли бы к этому направлять. Продуктивная ориентация, которую я собираюсь теперь рассмотреть, указывает на тип характера, в котором рост и развитие всех возможностей человека есть цель, которой подчинены все его действия.

Со времен классической и средневековой литературы до конца XIX века огромные усилия были затрачены на описание того, какими должны быть хороший человек и хорошее общество. Эти идеи выражались отчасти в форме философских или теологических трактатов, отчасти в виде утопий. В XX веке бросается в глаза отсутствие подобных прозрений. Теперь упор делается на критическом анализе человека и общества, и позитивный образ того, каким должен быть человек, только подразумевается. Хотя не может быть сомнений в том, что критика имеет чрезвычайную важность и служит условием всякого усовершенствования общества, отсутствие представлений о «лучшем» человеке и «лучшем» обществе оказало парализующее воздействие на веру человека в себя и свое будущее (одновременно оказавшись и результатом подобного паралича).

В этом отношении современная психология и в особенности психоанализ не представляют собой исключения. Фрейд и его последователи осуществили великолепный анализ невротического характера. Их клиническое описание непродуктивного характера (в терминологии Фрейда – прегенитального) является исчерпывающим и точным – совершенно независимо от того, что теоретические концепции, использованные ими, нуждаются в пересмотре. Однако характер нормальной, зрелой, здоровой личности едва ли удостоился рассмотрения. Такой характер, названный Фрейдом генитальным, оставался довольно смутным и абстрактным понятием. Он определялся Фрейдом как характер человека, у которого оральное и анальное либидо утратило доминирующую позицию и функции в силу преобладания генитальной сексуальности, целью которой является сексуальный союз с представителем противоположного пола. Описание генитального характера недалеко выходит за пределы утверждения, что это структура характера индивида, способного успешно выполнять сексуальные и социальные функции.