Мой любимый киллер - Татьяна Полякова

Парни на эстраде после пятнадцатиминутного перерыва вновьприступили к работе, и мой недавний собеседник ходко заспешил ко мне, но тутпроизошло кое-что для него неожиданное: один из троицы, сидевшей слева,поднялся и, печатая шаг, направился к моему столу. Так как расстояние,разделявшее нас, было значительно меньше, чем до стола у окна, подошел онраньше и, наклонясь ко мне, спросил:

— Можно вас?

В ответ я равнодушно покачала головой и отвернулась, даваяпонять, что видеть его физиономию мне неинтересно и даже неприятно. Не знаю,чего ожидал парень, но только не такого приема. Глаза его зло вспыхнули, онрезко выпрямился и шагнул в сторону, едва не столкнувшись нос к носу сподошедшим типом. Вышло довольно забавно, но только не для них. Секундупретендент номер два размышлял, стоит ли подходить ко мне или разумнееудалиться из зала, например, в туалет. Думаю, он предпочел бы пройти мимо, нодружки смотрели ему в спину, и он притормозил прямо напротив меня.

— Потанцуем? — спросил, улыбаясь, взгляднастороженный, а пальцы левой руки непроизвольно сжались в кулак.

— Слушай, — вздохнула я, — почему бы вам неоставить меня в покое? Я кому-нибудь мешаю?

— Нет, что ты, — хмыкнул он, навалился на стол,легонько подтолкнул его правой рукой: приборы опрокинулись, а на скатертипоявилось пятно от кофе. Я улыбнулась, широко и лучисто, и громко заявила:

— Топай отсюда, урод!

Стол незамедлительно полетел в сторону, а паренек сделал шагко мне. Я поднялась, глядя ему в глаза, и добавила:

— Пошел вон! — на сей раз вложив в данную фразувсю душу.

Пока он соображал, как на это лучше отреагировать, в залепоявился официант с мечущимся взглядом и еще один тип, должно быть,администратор. Он глупо улыбался и шел к моему противнику, раскинув руки.

— Володя, ты чего разбушевался? — без особойуверенности запел он. — В чем дело, а? Что за шум?

Володя на появление данной личности никак не отреагировал,смотрел на меня, стискивая кулаки, и пытался разжать челюсти. Когда ему этоудалось, он разразился речью минут на пять, если опустить ненормативнуюлексику, смысл сказанного сводился к одной фразе: мы скоренько встретимся, имало мне не покажется.

— Да пошел ты! — ответила я и улыбнулась еще ширеи лучистее, после чего, взяв под белы рученьки, дружки водворили Володю наместо, озорства в их взглядах прибавилось, а перешептывания стали громче.

Официант смотрел на меня укоризненно и сердито, его спутниксурово. Понизив голос, он посоветовал:

— Вам лучше уйти.

— Скажите это вашему знакомому, — ответилая. — Ему же и счет отправьте: я плачу только за себя, а за все, что наполу, пусть платит он. Принесите чашку кофе, — закончила я свою речь иустроилась за свободным столом, оказавшись совсем рядом с парнем в черномпиджаке. Несмотря на шум, он вроде бы до сих пор так и не очнулся: сидел исмотрел в стол, то ли спал, то ли у него горе большое. Очень занятный тип.

Кофе мне принесли, я незаметно взглянула на часы и дала себеслово высидеть в ресторане еще минут двадцать. В зале все разом как-топоскучнели, лирика певцам не давалась, а танцевать желания ни у кого невозникло. Все непроизвольно косились на меня и на Володю, тот выпил подряд пятьрюмок водки и теперь сидел красный как рак и злой как черт. Надеюсь, я все-такине перемудрила, и длительного общения у них со мной сегодня не получится.

Я сидела, слушала очередной хит сезона, нацепив на лицо,словно маску, выражение легкой скуки, и пыталась предугадать, что последуетдальше.

— Хотите потанцевать? — вдруг услышала я совсемрядом, повернулась и увидела своего соседа. Он оторвался от созерцания и теперьсмотрел на меня серьезно и грустно, держа в одной руке рюмку водки.

— Тебе-то что надо? — вздохнула я.

— Ничего, — покачал он головой.

— Вот и отвали, — обрадовалась я и отвернулась.Двадцать минут наконец-то прошли. Я подозвала официанта, тщательно изучила счети расплатилась, не дав на чай ни копейки. Парень смотрел на меня, как смотрятна злейшего врага, и, должно быть, желал мне незамедлительно провалиться впреисподнюю. В мои планы это не входило, я встала и пошла к выходу. Компания уокна дружно поднялась.

Из ресторана было два выхода: на улицу и в гостиницу. Я нестала спешить и для начала зашла в туалет, а вернувшись оттуда, смоглаубедиться, что ребята успели занять позиции: двое в коридоре, ведущем вгостиницу, трое у дверей на улицу. Радостно улыбаясь, я стала пересекать холл.Парни подтянулись, глядя на меня едва ли не с восторгом, точно это и не явовсе, а мечта всей их жизни. Шла я бодро, но уже начала томиться. Мелькнуламысль свернуть к камере хранения и взять оружие, но от этой идеи пришлосьотказаться: место там немноголюдное, и ребятишки сразу же приступят к военнымдействиям, извлечь пистолет я вряд ли успею. К тому же устраивать пальбу в моипланы не входило: связываться с правоохранительными органами не стоит, астрельба им вряд ли понравится. Бегать от бандитов и от милиции одновременнодело хлопотное. «Ну, надо же, — с тоской подумала я, шаря вокруг глазами впоисках возможного защитника. Вечер сегодня явно неудачный, а у защитников,должно быть, выходной. — Толстяк, — обратилась я с мысленнойречью, — тебе стоит поторопиться. Кто тебе отыщет денежки, если из менясоорудят бифштекс с кровью? Давай, родной, шевелись».

Я замедлила шаги и улыбнулась ребятишкам у двери,демонстрируя дружелюбие, при этом слабо надеясь на ответное чувство. Они тожеулыбались, но так паршиво, что захотелось сбежать или для начала заорать«караул!». Однако бежать было некуда, а кричать в холле гостиницы — значитдемонстрировать дурное воспитание. Я гордилась своим воспитанием, поэтомудержала рот на замке.

Путь до дверей оказался возмутительно коротким, я еще непридумала ни одной реплики, достойной моего чувства юмора, а уже поравнялась спарнями. Один из них распахнул передо мной дверь и произнес, явно переигрываяпочтение:

— Прошу.

— Спасибо, — поблагодарила я, соображая, хлопнетон этой самой дверью по моему лбу или все-таки даст выйти на улицу. Пареньоказался джентльменом. Пропустил меня вперед, вышел сам и легонько ухватился замой локоть, дружки встали плотной стеной, и тот, которого обзывали Володей,ласково спросил:

— Что теперь скажешь, сучка?