Ангел-хранитель (сборник) - Лилия Каширова

– Ну, конечно, конечно, – радостно согласилась она.

У Петьки с бабушкой были дружеские отношения.

– Бабуля, поиграем в шахматы!

– Ну, давай, – Анна Петровна улыбнулась и повернулась к Петьке, который уже расставлял фигуры. Хоть она играла не очень хорошо, но знала, как ходят фигуры. А чего не сделаешь ради внука!

– Ну, ладно, играйте, а я поеду домой. – Василий облегченно вздохнул и вышел во двор, где стоял его старенький фольксваген. Машина зарычала и понеслась по улице на другой конец деревни. Он жил напряженной жизнью, семья, работа и постоянная забота о матери, у которой уже было два инфаркта.

Василий быстро добрался до дома, Татьяна – статная, высокая блондинка, которую он встретил лет восемь назад в Питере и до сих пор не верил в свое счастье. Не верил, что она его жена, вышла ему навстречу и удивленно спросила:

– А где Петька?

– Оставил у матери, опять у нее стычка с Катериной получилась, она нервничает.

– Катерине нелегко, что за жизнь такая ни мужа, ни детей, – дипломатично сказала Татьяна, не желая вносить раздор в семью. А сама подумала:

– Пожить бы ей в детдоме пару лет, вот тогда совсем другими глазами смотрела бы на мать! Мне бы такую мать!

– Ну, ладно, Василий, давай мой руки и садись ужинать.

Василий подошел к умывальнику, крепко намылил руки и принюхиваясь к аромату, идущему из кухни спросил:

– С ума сойти! Такие запахи!

Подошел к Татьяне, нежно обнял ее, поднял на руки и закружил по комнате.

– С ума сошел, поставь на место, у Анечки головка закружится.

Василий бережно посадил жену на диван и положил ладонь ей на живот, у Татьяны шел шестой месяц беременности, и они ждали дочку Анечку.

– Ой, она колотит мою ладонь ножкой, – весело вскрикнул Василий и обнял жену.

А в это время на другом конце деревни Анна Петровна, рассеянно переставляла фигурки шахмат, явно проигрывая Петьке, и думала:

– Вот ведь какой шалопай был Васька, а как у него хорошо сложилась жизнь, и Татьяна мне стала второй дочерью, всегда внимательная, заботливая. Да, все в семье зависит от женщины! Дай Бог счастья и Катерине тоже!

Бабушка Агафья была маленькая, чистенькая, худенькая старушка с морщинистым лицом и молодыми глазами, которые глядели тебе прямо в душу. Носила она аккуратные фланелевые платьица, которые кроила и шила сама. Фартук с карманами и беленький чистый платочек – неотъемлемые атрибуты ее туалета, на ногах шерстяные носки собственной ручной работы и глубокие калоши, которые она одевала, выходя в лес рядом с ее хаткой, небольшой, чисто выбеленной и аккуратной, такой же, как и она сама.

В хатке, состоящей из одной комнаты и кухни, все окна заставлены цветущей геранью и несколькими кустящимися алое. Пол не крашенный, но вымыт и чисто выскоблен так, что доски на нем просто светились. В красном углу иконы и горящая лампада перед ними.

Из небольших сеней дверь в просторный чулан, заполненный всякими чудесными вещами. Входя в чулан, ты сразу окутываешься замечательными запахами, включающими запах трав и меда.

Бабушка Агафья вставала рано, задолго до восхода солнца и уходила в лес. Она и лес – это было что – то неразделимое. В лесу она собирала грибы и ягоды, но главное – травы. Она знала, когда, в какой месяц, день и в какое время нужно было собирать каждую травку. Даже была такая трава, которую она выходила собирать в полночь. В деревне ее любили, уважали и даже побаивались.

Любили, потому что она никому не отказывала в помощи, будь это ребенок, которому надо было вылечить золотуху, или роженица с неправильным предлежанием плода. И золотуху полечит, и плод поправит, так что роды пройдут быстро и успешно. И порчу снимет, и сглаз, и многое другое…

Уважали, потому что она ни с кем не хороводилась, не чесала языком попусту, лишь иногда длинными зимними вечерами к ней заходили ребятишки покушать ее пирожков, и она им рассказывала истории-сказки из своей жизни, таинственные, страшные и всегда со счастливым концом. Говорила она так красиво, грамотно и образно, что можно было сразу за ней записывать, хотя читать и писать она не умела. Да и немногие в то время постигали грамоту.

А боялись ее потому, что считали колдуньей. Да и как не считать? Людей лечит, корова больше, чем у других дает молока, в огороде всегда всё хорошо растет, и вырастают овощи раньше и крупнее, чем у других.

И нашелся злой язык, который донес, куда надо, что бабушка Агафья – колдунья. И однажды, (такая невидаль!) в их глухую деревню приезжает машина, как ее тогда называли – «черный воронок» и прямиком к дому бабушки Агафьи.

Машина остановилась, вышел милиционер, вывел испуганную бабушку и повез прямиком в тюрьму, которая была недалеко от районного центра.

Посадили бабушку Агафью в камеру, где народу было полным полно, все женщины. Сидят за разные провинности, кто мужа убил, кто несколько килограммов зерна своровал, а кто и вообще ничего плохого не делал, а просто «люди добрые» оклеветали.

Сидит бабушка день, два, три, вот уже и неделя прошла, за что сидит, не знает, никто ей ничего не объяснял. И вдруг, лязг железных засовов, скрип открываемых дверей, на пороге тюремщик, громко кричит: «Бабка Агафья! На выход!»

Повели ее неизвестно куда, никто не сказал куда. Идет бабушка, мелко семеня ногами и Отче Наш, читая про себя, а сзади тюремщик подгоняет: «Быстрее, быстрее». Долго шли… Вышли за тюремные ворота и пошли дальше. Подошли к такому большому добротному дому. Ворота открылись, и тюремщик закричал: «Принимайте бабку!»

На крыльцо вышел высокий плотный мужчина с безумными глазами, подбежал к бабке и чуть не плача закричал: «Спаси мне жену!»

«Что с женой?» – спросила бабушка Агафья. «Не может разродиться!» – ответил мужик. «И доктор здесь, он говорит, что надо кесарить, но не успеем довезти до города, помрет!»

«Тогда пиши мне бумагу при свидетелях, что, если я спасу твою жену, то ты меня выпустишь из тюрьмы, а иначе я и не подойду к твоей жене!» – твердо сказала бабушка Агафья.

«Иван! Петр!» – громко закричал мужик. «Быстрее ко мне! Бумагу и чернила!»

Бабушка Агафья продиктовала текст и сказала: «Подпишись, да пусть эти двое тоже подпишутся».

Начальник всё, что сказала Агафья, безропотно написал, подписался, Петр и Иван подписались тоже, действие происходило под истошные, выворачивающие душу крики роженицы, выходящие из открытых дверей.

Бабушка взяла бумажку, аккуратно свернула, спрятала ее в какой-то потайной кармашек на груди и быстро прошла в дом. Крики роженицы становились все реже и реже и, наконец, совсем стихли.

«Что такое? Не померла ли?» – закричал начальник тюрьмы, все еще стоявший на крыльце. Он быстро вбежал в дом, но почти сразу же выбежал оттуда, его просто выгнали.