Окончательное решение, или Разгадка под занавес - Майкл Чабон

— Мы пришли, — сказал старик, делая тростью выпад вбок.

Ее конец упирался металлической подковкой в эмалированную табличку, прикрученную ржавыми винтами к кирпичному фасаду дома номер 122. На ней крупно значилось: «БЛЭК», а ниже, буквами помельче: «Редкие и экзотические виды птиц». Витрину закрывала опущенная решетка, но сквозь мутное стекло мистеру Паникеру удалось разобрать силуэты островерхих клеток, похожих на пагоды, и шорох не то крыльев, не то хвостового оперения, еле слышный, будто шелест дорожной пыли, которую крутит ветер. Теперь, когда уши привыкли и настроились, он слышал приглушенный, но бойкий щебет, который прорывался из темноты сквозь стекло и решетку. Без сомнения, стук трости по табличке переполошил пернатых переселенцев, получивших в магазинчике Блэка вид на жительство.

Мистер Паникер прижался лбом к холодным от утренней свежести прутьям решетки.

— Там никого нет, — сказал он. — Сегодня же понедельник. Зря мы приехали.

Старик поднял трость и треснул по решетке. Он лупил по ней снова и снова с каким-то первобытным упоением, металлический лязг и грохот заставили его глаза вспыхнуть. Когда он остановился, невидимые обитатели магазина уже либо дошли до последней черты, либо были на подходе. Старик застыл с поднятой тростью в руках, грудь его вздымалась, на щеке блестели брызги слюны. Буря ярости отгремела и утихла. Огонь в глазах погас.

— Конечно, понедельник, — произнес он с горечью. — Как же я мог забыть!

— Наверное, нужно было позвонить заранее и договориться о встрече с этим, как его, Блэком, — сказал викарий.

— Безусловно, — промолвил старик.

Он опустил трость и тяжело навалился на нее, словно обмяк.

— Я так спешил, что…

Тыльной стороной ладони он стер слюну со щеки.

— Я абсолютно не способен думать о практической стороне вещей.

Старик резко накренился вперед. Мистер Паникер предупредительно подставил руку, и на этот раз старик не протестовал. Он пустыми глазами смотрел на опущенную решетку, на его лице не отражалось ничего, кроме сенильного испуга.

— Ну, будет, будет, — пробормотал мистер Паникер, пытаясь подавить или отогнать жестокое разочарование от неожиданного фиаско, которое потерпели их поиски. Нынешнее утро застало его после бессонной ночи, возлияний и размышлений по поводу разбомбленного до основания здания собственной жизни. Бессмысленный брак, никчемный сын, забвение профессиональных устремлений — чем не выбитые стекла, не повисшие клочьями обои, не покореженные кресла, валяющиеся среди обломков? И над всем этим, словно висящая в воздухе неистребимая дымовая завеса, — пелена пепла, засыпающая угли, под которыми уже ничего не осталось. Этот дождь из пепла — осознание того, что ты безбожник, что ты усомнился и потерял веру, что сердце твое отринуло Господа нашего, Иисуса Христа. Маленький такой, неприметный для постороннего глаза налетик; а бомбой, разрушившей его жизнь, дурацкой и случайной, как любая бомба, стало появление в их доме мистера Ричарда Шейна и его убийство. В момент удара прогнившая постройка рухнула. Мистеру Паникеру приходилось читать о бомбардировках, и сейчас он воочию видел то, что описывали газеты: сотни крыс, обитавших в стенах здания, вдруг оказались не внутри, а снаружи; их, ошалевших, подбросило вверх, на мгновение злобная возня прекратилась, пока серые тушки не посыпались на землю тошнотворным крысиным дождем. Однако он также читал, что иногда после подобных взрывов в нестерпимом блеске предстают неожиданно обнаруженные сокровища, редчайшие, хрупкие предметы, о существовании которых никто не ведал, хотя они все время были рядом. Нынешним утром, когда на лондонском шоссе старец, окутанный дождем и твидом, ворвался к нему в машину, у викария вдруг открылись глаза на обездоленного, осиротевшего Линуса Штайнмана. Вот он стоит, маленький, одинокий, среди серого пепелища, и с тоской смотрит в небо. Мистер Паникер был не настолько глуп и наивен, чтобы поверить, что возвращенный мальчишке-беженцу попугай поможет его собственной жизни вновь обрести цель и смысл, отнюдь. Но пусть хоть так, пусть хоть эта малость!

— Мы ведь можем попробовать в другой раз. Скажем, завтра. Переночевать можно в отеле, я тут знаю один, неподалеку, небольшой, но очень приличный.

Недавние фантазии по поводу отеля «Крэмптон» с его замечательными завтраками вдруг соблазнительно и вполне явственно замаячили в голове викария. Только теперь вместо заседаний и семинаров, которые даже в воображении оставались чрезмерно затянутыми и невыносимо скучными, впереди его ждала невероятная и в своей невероятности еще более заманчивая перспектива приключения. А источником всего был старый, выживший из ума пчеловод. Мистер Паникер вряд ли смог бы это растолковать или продемонстрировать на примере, но каким-то непостижимым образом старик сию перспективу не просто вызывал к жизни или провоцировал, но и околичностями вовлекал в нее всех, кто оказывался рядом. Викарий неожиданно понял, что им движет не человеколюбие, не стремление во что бы то ни стало найти пропавшую птицу и искупить таким образом грех, а в первую очередь жажда приключений. Ведь что, по большому счету, заставило неотесанного босоногого паренька из Малайи стать священником англиканской церкви? Последние сорок лет он привычно и, уже почти не задумываясь, твердил себе, что это был голос свыше, а как иначе? Но сейчас до викария впервые дошло, что дело тут не в божественной или мистической природе этого голоса, как он думал вначале, и не в погоне за несбыточными мечтами, как он с горечью констатировал в конце. Разве мало таких простецов с босыми пятками отправляется на поиски приключений, свято веря при этом, что их призывает Господь?

— Ну, все, — сказал он старику. — Стойте здесь, а я схожу за машиной. Сейчас поедем в «Крэмптон», остановимся там и позвоним этому Блэку. Он у нас не отвертится!

Старик медленно кивнул. Он, казалось, не воспринимал смысла сказанного. В тусклых глазах не отражалось ничего. После вспышки смятения и тревоги его охватила апатия. Мистер Паникер, напротив, был полон сил и неукротимой жажды деятельности. Он рвался продолжать игру. Весь путь до Баундари-стрит он проделал бегом, прыгнул в малолитражку и помчался назад за своим попутчиком. Подъехав к магазину Блэка, он застал старца точно в той же позе, стоящим неподвижно, опершись на трость и сгорбившись. Викарий притормозил возле бровки и поставил машину на ручной тормоз. Старик, не шевелясь, разглядывал свои башмаки. Подождав минутку, викарий нажал на клаксон: раз, другой. Старик медленно поднял голову и вперил невидящий взгляд в ветровое стекло автомобиля, словно не понимая, кто там может быть внутри. Но не успел мистер Паникер опустить окно, как лицо старца изменилось. Брови поползли вверх, глаза хитро прищурились, длинные тонкие губы искривились в улыбке.

— Стойте, осел вы эдакий! — крикнул он мистеру Паникеру, выглядывавшему из окна. — Назад!

Мистер Паникер послушно сдал назад. В этот момент улыбка старика стала шире и чудесным образом расплылась по всему лицу. Он что-то произнес, но викарий не смог разобрать, что именно. Добрую минуту он бормотал что-то себе под нос и улыбался, не отрывая глаз от витрины, так что можно было подумать, будто он всматривается в собственное отражение. Но даже когда он сел в машину и произнес слова отчетливо, викарию не стало легче.