Ямочка. Роман - Олег Павлович Белоусов

обидчика надолго и подальше. Тем более, что её начальник, видимо, человек влиятельный не только в областных профсоюзах. Бурцеву опять стало тревожно оттого, что выхода из ситуации нет. Выход один – оставить её здесь навсегда.

– А что я должен сказать дочери о тебе? – продолжал спрашивать Бурцев больше потому, чтобы убедиться окончательно, что выхода нет.

– Не знаю… – ответила Зоя, понимая, что приемлемого ничего придумать невозможно. – Скажи то, что придумаешь сам. – При этих словах Зоя встала и пошла в баню. «Она понимает, что ничего вразумительного сказать дочери нельзя, поэтому переложила это на меня. Она хочет, чтобы я обязательно позвонил и определился голосом, возможно, своим номером телефона… Если бы она не хотела меня посадить, то сказала бы, что звонить никуда не нужно, а надо только бросить записку в почтовый ящик. Но она этого не говорит. Она непременно меня посадит. Женщину такого склада ума, образования и положения ничто не остановит в желании отомстить обидчику…» – рассудил Валерий.

Посидев в одиночестве, Бурцев захотел на воздух. Валерий взял ключ из рабочей одежды на полу и в халате вышел из полуподвала, закрыв дверь на задвижку. На улице уже стало темнеть. Бурцев пошёл к дальнему забору, где несколько часов назад выкопал могилу для пленницы. Воткнутая лопата в кучу выкинутой сырой земли издалека напоминала по очертаниям могилу с крестом без поперечины, которую он видел на старом заброшенном кладбище. Подойдя ближе, Валерий посмотрел вниз, но дно ямы уже не просматривалось. Бурцев присел, взял немного выкопанной земли в руку и почувствовал, что она глинистая, влажная и прохладная. Бросив землю вниз, он встал и посмотрел на небо. «Эта женщина живёт последние часы, а я остаюсь пока живой. Почему у неё такая судьба?.. Кто уготовил ей такую участь? Ещё два дня назад в её жизни, наверное, все было ладно и спокойно. Сколько должно было произойти случайностей, чтобы сегодняшний день оказался для неё последним? Так и я, убивая её, продлеваю свою жизнь… но надолго ли? Что мне от этой жизни нужно? Чем она так для меня дорога, что я ради её продления убиваю другого человека? Я знаю наперёд, что буду продолжать с удовольствием поедать бутерброды и любить женщин… и оттяну момент, когда придётся неминуемо тоже оказаться в этой сырой и холодной земле… Только пища, вино и женщины заставляют меня цепляться за жизнь. Все остальное в жизни молодого человека ничего не стоит или не осязаемо. Почему именно эта женщина оказалась в конце цепочки роковых случайностей?.. Этого я никогда не узнаю… Я обязан после её убийства по этой цепочке пойти к началу трагических случайностей, что привели меня к необходимости убивать. Только тогда я смогу жить со смыслом и быть оправданным перед собой. Я должен найти всех людей, что виновны в моей тяжкой планиде. Я знаю и чувствую, что буду жить, если смогу отыскать и наказать этих людей… Эта женщина не перестанет требовать от меня этого оттуда, если я захочу жить».

Бурцев вернулся и сказал:

– Я сейчас принесу сверху тебе телевизор. Главное, чтобы хватило длины провода уличной антенны. Если его окажется недостаточно, то подключим телевизор к комнатной антенне. Будет показывать только первый канал. – Бурцев хотел напоследок опять расположить к себе женщину и хоть что-то для неё сделать, чью судьбу уже определил. Но все, что он делал хорошее для неё, невольно имело двойное значение. Помимо удовольствия для жертвы это успокаивало её, и она меньше всего могла предположить, что её подобревший похититель скоро убьёт её. Через несколько минут в подвале на столе стоял телевизор с рогатой комнатной антенной и выдавал картинку с маленькими помехами. – Нужно обмыть это дело… Теперь тебе будет до выздоровления сидеть веселее. Давай опять стопки. – Зоя без возражений на этот раз поставила два убранных стаканчика на стол. Похититель и невольница мирно, как семейная пара, выпили и закусили оставшимися грушами. – Понимаю, что просить прощения за те ужасные побои, что я нанёс тебе – немыслимо и смешно… Ты должна знать, что я искренне сейчас раскаиваюсь в диком обращении с тобой… Я, наверное, человек с больными нервами… и меня исправит только могила, – сказал Бурцев, поражаясь своему циничному, но искреннему извинению за побои, зная, что угрохает жертву через некоторое время. – Скажи мне, ты веришь в Бога?

– Нет. – с небольшой задержкой, но твердо ответила Зоя.

– Что я спрашиваю? Ты же член партии.

– Я не верю не потому, что этого требует членство в моей партии. Я не верю потому, что убеждена: не может существо по образу и подобию человека управлять и властвовать во всей Вселенной.

– Мне возразить тебе нечем… потому что ты рассуждаешь… как маститый астроном, физик и биолог в одном лице, – ответил Бурцев и подумал: «Ты знаешь твердо, что Бога нет, а своей судьбы на предстоящие час, другой не ведаешь… Хоть бы кто-нибудь сейчас тебе подсказал, что жизни твой осталось максимум до полуночи, если не сможешь убедить меня, что не собираешься мстить ни при каких обстоятельствах. Никто тебе не подсказывает, что я не хотел бы тебя лишать жизни и только жду знака свыше, чтобы отказаться от этого. Как ни странно, но если я тебе сейчас признаюсь в истинных намерениях… покажу вырытую могилу и пистолет, то ты станешь плакать и уверять меня, что никогда не расскажешь обо мне в милиции. Однако с радостью подумаешь, что я трус и боюсь тебя убивать, и рассказал тебе обо всем, чтобы запугать… После выхода отсюда ты все равно посадишь меня… Если бы тебе кто-то третий рассказал о моих намерениях, и ты бы не пила спокойно чай, как кустодиевская купчиха, а плакала бы и целовала мне ноги, чтобы я смог поверить тебе и отпустить… Твоё неверие в Бога – твой выбор. Он, этот третий, поэтому не подсказывает тебе ничего… потому что не старается тебя спасти».

– Современный человек не может верить в чудеса, – добавила Зоя.

– Мне показалось, что ты с недоверием относишься к таксистам, – сказал Бурцев, не желая продолжать разговор о Боге с атеисткой.

– Извини, а за что вас любить, если вы обираете людей?!

У народа и без того нет денег, а таксисты часто не едут по счётчику. Всё норовят просить больше, чем положено за проезд, – не скрывая искренней неприязни, вдруг произнесла захмелевшая Зоя. «Моё извинение и мой коньяк вернули ей бесстрашный облик… Если она здесь не пытается скрыть своих антипатий, то чего от неё ждать тогда, когда она выпорхнет из плена?.. Ей господь ничего не подсказывает, а мне ясно даёт понять, что передо мной человек дела», – подумал Бурцев и возразил:

– Таксистов тоже обирают. Кто на новых машинах работает – тот ещё живёт неплохо, а кто на «старушках» – беда. Тот сам грязный, как слесарь с солидолом в ушах, и вечно без денег. Ремонт всюду в такси платный. А твой начальник намного старше тебя? – меняя опять тему, спросил Валерий.

– На семнадцать лет… – ответила Зоя без удовольствия.

– Он женат?

– Да. У него жена и двое взрослых детей.

– Как ты думаешь, почему люди стремятся во власть на всех уровнях? Хоть маленький портфельчик, да пытаются ухватить? – спросил Бурцев.

– Думаю, что кто по призванию, а кто желает быть полезным людям, но допускаю, что многие из-за благ и привилегий от должности.

– Я, как окончательно испорченный человек, без всяких вариантов считаю, что все мужчины идут во власть, чтобы трахать молодых и красивых баб, а на втором месте кормушка в виде пайков и возможность воровать, что тоже в значительной мере передаётся молодым и красивым бабам!

– Я не согласна с тобой, – улыбнувшись чему-то своему в голове, ответила Зоя и опять повернулась к экрану. Она явно опьянела, и её глаза с запозданием перемещались за поворотом головы. Валерий встал и налил ещё по стаканчику коньяка.

– Я уже пьяная и больше не могу! Ты же сказал, что