Сны Эйлиса. Книга I - Мария Токарева

– Нет-нет, драгоценная София, ты еще не поняла, что приказы здесь… – рассмеялся льор, но тут же вновь оскалился, оглушительно выкрикнув: – отдаю я! Последовательность останется той, которую назначил я. Но я рад, что вы уже улавливаете суть нашей небольшой сделки.

– Вы не человек, если считаете любовь сделкой, – отворачивалась Софья. Бесконечный кошмар продолжался, она облизывала пересохшие губы, не пытаясь более предугадать ни действия, ни мысли колдуна.

– А разве в вашем мире это не так? Все покупается и продается, я видел это сотни раз через зеркало миров, – с долей сарказма поддел Раджед.

– Может быть. Да, наш мир тоже несовершенен, – кивнула Софья. – Но вы ошиблись в выборе: для меня это неприемлемо.

– Льор никогда не ошибается!

– А я никогда не иду на сделки! – переходя на хрип, ответила Софья, пнув с ненавистью мягкий комок шубы, смерть прекрасного животного. – Особенно если они касаются чувств. Душой не торгуют. Выберите другую девушку, которая будет думать так же, как вы! А нас отпустите.

– Ты приказываешь льору? София! Ты просто глупая девчонка со смазливым личиком, на которую пал мой выбор! Я могу прямо сейчас испепелить и тебя, и твою бесполезную сестру. – Чародей подхватил и смотал шубу, но через миг именно что испепелил ее, перебирая на ладони угольки. В зале повис резкий запах паленого меха. А в глазах льора горела ярость.

– Вы не посмеете! Не троньте Риту! – Софья закрыла лицо руками, вновь возвращаясь к реальности. Теперь произошедшее воспринималось чрезмерно остро. Она вновь корила себя за поспешность слов, за глупость и неумение строить хитрые стратегии, усыплять бдительность. Но возможно ли противостоять в искусстве обмана такому существу? Возможно ли обмануть да не стать лжецом?

– Я могу сделать все, что пожелаю. И за четыреста лет успел разобраться в том, что продается, а что нет. Люди – игрушки в руках льоров. Все решают сила и власть. Я выбрал тебя, но ты не ценишь этой милости, – напоминал разъяренного льва Раджед.

– Какая милость оставаться в гибнущем мире? – резко бросила Софья, понимая, что терять-то ей нечего. Одно движение льора – и от нее останется прах, пепел.

– Ты ничего не знаешь об Эйлисе! – вновь проступил невольный искаженный контур того… другого… способного трепетно целовать руки и гладить нежно по волосам, а не только приказывать. Но исчез, потонул в прописанной роли.

– А вы ничего не понимаете в любви. Вы ничего не знаете о людях! – практически не уловила той случайно перемены Софья, уходя на дно собственного отчаяния пойманной в клетку птицы.

– Раз я ничего не знаю, так плутай вечно по рудникам и ловушкам!

После этих слов зал померк, отодвинулся куда-то вдаль, а Софья вновь очутилась на закопченном витраже, точно некогда там стоял собор, поглощенный страшным пожаром.

– Ненавижу! Ненавижу тебя! – крикнула закрывшейся двери Софья.

Она увидела, как от ее слов стекло витража вдруг окончательно покрылось камнем. И лишь теперь, в ускользнувшем свете парадной залы, она заметила, что рама была украшена тоже янтарем. Но его буквально съел жадный серый камень. Ничего не осталось. Могильный гранит ненасытен.

«Башня… рано или поздно она вся превратится в камень! Вы говорите о могуществе, но почему тогда драгоценный янтарь превращается в черную пустую породу?» – с тайным злорадством подумала Софья. Вскоре ее лицо разгладилось, исчезла складка меж бровей, ритм сердца замедлился. Она закрыла глаза и какое-то время пребывала практически в медитации, освобождая себя от всех лишних темных эмоций.

Окаменение Эйлиса – не повод для торжества, на ее глазах гиб целый мир. Она устыдилась минутного помутнения, замечая, как мало вокруг осталось светляков-цветов. Ужас улегся отдаленными раскатами, как и разъедающее чувство досады. Осталась лишь печаль за то, как тяжко им всем – и им с Ритой, и всему Эйлису, и льору, что не смел показать своего истинного лица. Смирение и тревога за других придали новых сил, лежащих за гранью сознанья. Казалось, грудная клетка открылась, душа распростерлась наружу слабо мерцающим во тьме самоцветом. И тьма не объяла его.

«Мой самый большой страх здесь – упасть в пропасть. Значит, это и есть выход», – вспоминала Софья слова Сумеречного Эльфа. Она больше не боялась. Она раскинула руки и шагнула во темноту, устремившись в неизвестность полета.

Если ее обманули, если все желали только ее смерти, значит, мироздание посмеялось над ней. Но раз все так, у нее оставалось еще пару мгновений, чтобы ответить ему тем же: Соня нервно рассмеялась, тихо, неправильно. Но голос разорвал оковы тишины. Она летела в бездну… Или же наверх? В башне ничто не различало вектора пространства. Она летела…

Колонны прорастали в небо ветвями шатра. Венец темной башни – беседка. Но давно она не слышала речей, лишь обрывки мутных разговоров, запаянных в усталой полутьме давней дружбы, что стала скорее обязанностью. Корона из каменных корней оплетала вершину, как терновый венец чело исполина. И под сизым облачным куполом, почти касаясь его высшей точки, вновь взирали двое на равнину, где лишь валуны молчали.

– Литои Эльф!

Паузы между словами казались вернее, чем пустые разговоры.

– С чего ж так официально? – принужденно хохотнул Сумеречный.

– С того… Этот твой припадок не был ли случайно частью игры в пользу моей своенравной гостьи? – обернулся Раджед, буравя взглядом вновь вернувшегося собеседника, наблюдателя, плута. Кого же, в конце концов?

Много минуло событий, но ширма загадочности не распадалась, скрывая истинный смысл пребывания в Эйлисе странного существа. Тринадцатый проклятый, неудавшийся страж Вселенной, психопат с огромной силой – общие слова, которые едва ли помогли Раджеду предугадать следующий шаг непоследовательного товарища. Но Эльф каждый раз зачем-то приходил.

В юности льор назвал это дружбой, нашел способ борьбы с одиночеством. Но с годами все чаще ощущал хлад невысказанной тайны, что обязывала Сумеречного раз от раза наведываться в медленно скрывавшуюся под панцирем пустой породы янтарную башню.

Ныне он то исчезал, с обидой улетучиваясь через стены, то вновь оттуда же возникал, обнаруживаясь в самых неожиданных местах, как своевольный избалованный кот. Он каждый раз ловко разыгрывал Раджеда. Давным-давно он вызывал такими выходками искренний смех. Но вот уже много лет льор по-настоящему не смеялся, лишь отрывисто насмехался, все меньше доверяя Сумеречному. Давило сознание превосходства сил. Если мощь других льоров он разбирал по известным шкалам, раскладывал по способностям, то силу Эльфа он практически никогда не видел в действии. Только эти страшные проявления тьмы. Но созидающую сторону – ни разу.

– Не все в этой жизни фарсом измеряется, даже если я вечный грустный клоун, – пожал плечами Эльф, устало опускаясь на скамью с витыми ножками, подле которой цвели пышные розы без аромата.