Арбайт. Широкое полотно - Евгений Попов

1. Кого же все-таки мы можем считать интеллигенцией? Осталась ли она вообще в России или начисто растворилась во времени и пространстве? Считать ли интеллигенцией хотя бы одного из двух описанных Гдовым стариков? Знаете ли вы каких-либо знаменитых современных интеллигентных людей? Знаете ли вы простых современных интеллигентных людей? Как вы считаете, лично вы — интеллигент?

2. Каков, по вашему мнению, был процент сидевших в СССР ни за что? Каков аналогичный процент таких людей в современной России?

3. Чем троцкисты отличаются от сталинистов? Было бы в нашей стране еще хуже, если бы Троцкий победил Сталина?

4. Жалко вам старика, которого бессчетно сажали, выпускали, снова сажали, а он все равно любил революцию? Не следует ли слова «говно» и «блядь», им употребленные, заменить в тексте отточиями или изобразить в виде «гвно» и «блд»?

5. Надо ли держаться подальше от любых начальников? Существуют ли вообще хорошие начальники?

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно о том, что его соотечественникам (ему в том числе!) очень нравится свинячить и при этом цитировать Пушкина. Дескать, не люблю, когда иностранцы ругают мою многострадальную родину, буду сам ее матом крыть, когда захочу, потому что она — моя. Грамотные все стали, телевизора насмотревшись!

А ведь осень поздняя превалировала, когда Гдов ехал ранним вечером на дачу в электричке Рижского направления. Вспоминая стихи хоть и не Пушкина, но зато Бориса Пастернака о том, как этот тоже великий поэт ехал ранним утром с дачи в электричке Киевского направления:

Превозмогая обожанье,

Я наблюдал, боготворя.

Здесь были бабы, слобожане,

Учащиеся, слесаря.

Гдов тоже наблюдал. Здесь тоже были бабы, учащиеся двух полов. Кто-то из них, возможно, подходил и под категорию «слобожанин», потому что по Рижскому направлению есть поселок Павловская Слобода, где живет, неизвестно зачем, писатель (замечательный) Александр Кабаков, внешне тоже очень похожий на писателя. А вот слесаря нынче очень трудно определить, если встретишь. Все теперь одеты одинаково, кроме бомжей и олигархов, трудно разобрать, кто есть кто в современном социуме.

По вагонам ходили бродячие торговцы.

Они громко предлагали:

— перья, ручки и карандаши;

— красящий материал «для покрытия джинсов»;

— драгоценные и полудрагоценные камни;

— печатную продукцию с изображением полуодетых девушек;

— носки шерстяные;

— носки нитяные;

— разноцветные трусы;

— медную бижутерию;

— набор фонарей 3 шт., яркий свет до 100 часов;

— волшебные чаи;

— мороженое и прохладные прохладительные напитки;

— котяток и много еще чего другого. Ничего особенного. Теперь все это есть везде.

Гдов сначала был очень грустный, но потом почувствовал, что, едучи в электричке, стал тоже гораздо ближе к народу, как Пастернак. Ближе, чем если бы он, например, ехал в такси или за рулем собственного автомобиля, который временно сломался, потому что жулики выставили у этого гдовского автомобиля заднее левое стекло. Похитили из салона немного того-сего, такого-эдакого по мелочи: навигатор, OD-плейер с компакт-диском основателя рок-музыки в СССР певца и композитора Александра Градского, собственную книгу Гдова, написанную им и принадлежащую ему же.

Гдов тогда купил у бродячих торговцев за 10 руб. гелевую авторучку и оказался очень даже благодушно настроен, выходя на высокую платформу станции Нахабино Рижского направления. Дескать, всё перемелется, мука будет. Стекло вставят за 4000 рублей, уже обещали вставить на днях, пока нужного стекла нету. А Гдов зато сейчас доберется до дачи, да как поймает там вдохновение, да как сочинит что-нибудь того-сего, такого-эдакого, что — ух, да и только! Хорошо, что автомобильное стекло разбито. Ведь всякому пишущему известно: когда у писателя всё хорошо, он ничего хорошего сочинить не может. Правда?

Объявление, прибитое на деревянном столбе, гласило, что нужный Гдову автобус пустится в путь через двадцать пять минут. Гдов решил купить какой-нибудь вкусной рыбки на ужин. Ведь сейчас уже нет товарнопищевого дефицита, как при коммунистах. Что хочешь, то и покупай, если есть на что.

— Как все же изменилась жизнь, — бормотал Гдов, минуя штабеля сырных голов, кругов и брусков. Мясные ряды, колбасные, где можно насчитать до полусотни этих копчено-вареных изделий, а потом собьешься со счета, парную курочку предложили Гдову, не говоря уже о пищевой птице заледенелой. А вот и рыбный ряд! Здравствуй, русская рыба обыкновенного пристанционного универсама страны, обогащенной невиданными переменами!

— Мне вот треску взвесьте вон ту, пожалуйста, — прервал он разговор по мобильному телефону черноокой продавщицы неизвестно с кем.

— Какую еще «вон ту»? — злобно спросила продавщица, как будто на дворе опять был социализм и она снова торговала дефицитом.

— Вот эту, — указал пальцем Гдов. Баба швырнула мерзлую тресковую тушку на весы.

— Где я вам всем сдачу должна брать? — возопила она, когда Гдов подал ей пятисотрублевую сиреневую бумажку, не самую крупную, заметим, российскую купюру.

— А это ваши проблемы, не мои, — мгновенно отозвался опытный Гдов, который всю жизнь прожил у себя на родине и никогда за ее пределы надолго не выезжал.

— Что, дед, бабка не дает, так пришел в магазин полаяться? — выдвинула свою гипотезу продавщица.

— Ты домой когда вернешься, то посмотри в зеркало и увидишь там самую настоящую свиную рожу, — посулил ей покупатель Гдов.

Скандал! Продавщица швыряла мелочь. «Пятак упал, звеня и подпрыгивая». Какой уж тут Пушкин, какие иностранцы!

Какое уж тут «широкое полотно», какой такой Пастернак, когда Гдов опять так разволновался, что день уже не мог больше работать и в этот.

СПРОСИМ САМИ СЕБЯ, ПРОЧИТАВ ГЛАВУ XXХI

1. Обидно ль нам, когда иностранцы ругают нашу многострадальную родину? Или нам уже все равно?

2. Знаем ли мы писателя Александра Кабакова? Знаем ли мы, зачем или хотя бы почему живет он в Павловской Слободе?

3. Трудно ли нам с первого взгляда определить, кто есть кто в современном социуме? Связано ли это с одеждой определяемого? Если нет, то с чем связано? Где автор позаимствовал фразу «Пятак упал, звеня и подпрыгивая»?

4. Что еще могли бы продавать в электричках бродячие торговцы для нашей утехи?

5. Почему все же многие постсоветские люди столь грубы, так отстраняются друг от друга? Вежливей ли были советские люди? Когда нравы были мягче — при социализме или наоборот? Что такое толерантность? Привьется ль она когда-либо в России?