Посланец небес - Михаил Ахманов

– Погибли два наших брата, а Тен-Урхи, наш новый предводитель, ранен и не может идти. Что будем делать? Отправим ли кого-нибудь за помощью к правителю Раббану, чтобы прислали нам фургон и лошадей? Или вернемся в Помо и соберем новый отряд, дождавшись нескольких братьев, что бродят по дорогам Этланда? Или…

Тревельян прервал его нетерпеливым жестом:

– Берите копья, снимайте с убитых злодеев плащи, делайте носилки! Мы не вернемся в город, а пойдем к Раббану. Он призвал нас на помощь, и не годится о чем-либо просить его.

Форрер кивнул и принялся вместе с другими рапсодами мастерить носилки. Они не могли бросить здесь тела погибших братьев без надлежащего погребения. Их полагалось сжечь, а прах развеять над морем или над рекой, которая впадает в океан, чтобы останки когда-нибудь, через много-много лет, очутились у Оправы Мира и попали в руки трех богов. Юный Тавангур-Даш поможет им соединиться с блуждающими душами и отведет на суд к отцу, грозному Таван-Гезу, а там каждый получит по заслугам: одни возвратятся на Осиер людьми, другие – змеями, ящерицами и мерзкими пацами, а третьи не возвратятся вовсе, а попадут в бездну демонов.

– Тебя мы тоже понесем, – сказал Форрер, оборачиваясь к Тревельяну.

– Нет. – Он пощупал ногу и убедился, что рана уже закрылась. – У меня все быстро заживает. Ты правильно сказал, Форрер – Заступница ко мне милостива. Я могу идти.

И они пошли.

* * *

Дворец правителя Раббана был выстроен в старопибальском стиле, совсем не похожем на деревянное зодчество Хай-Та и Этланда. Насколько Тревельян разбирался в местной архитектуре, столь же разнообразной и многоликой, как земная, пибальские дворцовые постройки всегда врезали в склон горы или холма, располагая их ярусами. Дворец Раббана именно так и выглядел: три трехэтажных каменных квадрата с внутренними двориками стояли один над другим на широких террасах, соединенных лестницами и засаженных декоративным кустарником и цветами. Здания были древними; их, вероятно, возвели в эпоху Дорожной Войны, когда Империя пробивалась на восток. Белый бугристый известняк стен, уступчатая структура, прихотливые извивы лестниц и узкие, подобные трещинам окна делали дворец неотъемлемой частью пейзажа, холмов и скал, дремучего леса, ручьев, водопадов и небольшого гейзера, который четырежды за день наполнял целебными водами несколько бассейнов.

Едва отряд вышел из леса, как на лестницы и плоские крыши зданий высыпало сотни две народу – лучники и стражники с пиками, служанки и слуги в ярких просторных одеждах, какие-то важные господа, над которыми держали зонты, – возможно, гости или помощники правителя. Затем звонко и пронзительно запела труба, на нижнюю лестницу выскочили из ворот воины в начищенных до блеска бронзовых шлемах, а за ними – целая орда псарей, конюших и дворцовых служителей, сопровождаемая собачьей сворой. Наконец появился человек в имперском обтягивающем платье, расшитом золотом, высоких сапогах и венце, сиявшем драгоценными камнями. Рука об руку с ним шла стройная женщина, в которой Тревельян узнал Чарейт-Дор, а дальше торопились прислужники с опахалами и табуретами, виночерпии с подносами и кувшинами, сигнальщики с горнами и два десятка стражей.

Тарли, местные псы, добрались до рапсодов первыми. Вероятно, то была охотничья порода: крепкие челюсти, длинные ноги, толстые мощные загривки. Прыгали они здорово – на радостях, а может, дожидаясь команды хватать и рвать. За ними примчались псари и солдаты; первые отогнали собак, вторые выстроились в две неровные шеренги, сверкая пиками и шлемами в лучах заходившего солнца. Слуги развернули ковер, поставили табуреты, служанки с опахалами и виночерпии с кувшинами встали по обе его стороны, и перед запыленными, покрытыми кровью рапсодами появился сам правитель со своей сестрой. У него был сильный низкий голос:

– Разделяю ваше дыхание. – Раббан оглядел их отряд и в волнении потянулся к мочке уха. – Но что я вижу! Вы в крови, на ваших доспехах следы ударов, и двое лежат на носилках… Раненые? Или мертвые?

– Мертвые, правитель, – сказал Тревельян, кланяясь Раббану и, отдельно, Чарейт-Дор. – По дороге нам встретились воины Аладжа-Цора, и, должен заметить, были они не очень почтительны. Пришлось преподать им урок.

Кажется, он все сказал правильно – Форрер, Тахниш и другие рапсоды с одобрением закивали. Правитель сдвинул густые брови. Ему было не меньше пятидесяти, и выглядел он человеком восточной расы, о чем говорило его имя. Либо Чарейт-Дор состояла с ним в отдаленном родстве и называла братом из вежливости, либо родилась от второй жены их общего отца, чистокровной женщины Империи. По данным Фонда, браки между богатыми аристократами востока и запада и девушками из мелкого имперского дворянства не являлись редкостью.

– Тква, Лабро! – громко выкрикнул Раббан имена слуг. – Заберите тела павших рапсодов, обмойте их, облачите в лучшие одежды и положите на поленья из благовонного дерева. Завтра мы попрощаемся с ними – да будет милостив к их душам великий Таван-Гез! Захи и вы, три бездельника! Для живых вызвать лекарей, приготовить омовение в целебном бассейне и трапезу в Охотничьем зале. А сейчас – всем вина! Снимайте доспехи, доблестные братья, садитесь и отдохните!

Слуги забегали, заметались, засуетились. «Хорошо встречают, с почетом, – одобрил командор. – И малышка наша тоже здесь. Заметил, как глазки-то разгорелись? Смотрит на тебя, как десантник на бифштекс, особенно после корабельного рациона!» – «Женщины любят героев», – скромно ответил Тревельян, принимая из рук виночерпия кубок. Вино было отменное; скорее всего, не пибальское, а из-за хребта, из южной Провинции Фейнланд.

– Ты – Тен-Урхи, тот самый Тен-Урхи, который поет чудесные песни и интересуется Дартахом. Сестра рассказывала о тебе, рапсод, и вот ты здесь. – Раббан осушил кубок и бросил его в толпу служителей, не глядя, кто поймает. – Но не будем сейчас о Дартахе. Ты сказал, что люди Аладжа-Цора получили урок… Он был для них полезен?

– Скорее для стервятников и лесных кошек, что пируют сейчас над трупами, – сказал Тревельян, а Форрер добавил:

– Мы убили тридцать человек, правитель. Ты знаешь, сколько еще осталось?

Раббан сдвинул на затылок свой венец, лоб его пошел морщинами.

– Думаю, семь или восемь десятков. Но захотят ли они биться со стражами справедливости? Аладжа-Цор – да будет он проклят тремя богами! – набрал злодеев и дезертиров из войска, грабит деревни и кормит своих людей неплохо. Но все же не так хорошо, чтобы они рискнули кровью и достойным погребением! – Он оглядел рапсодов, задержавшись взглядом на забинтованной ноге Тревельяна. – Кто из вас вызовет его?

– Я, – произнес Тревельян, послав сестре правителя нежную улыбку. – Хотя, сказать по правде, я рассчитывал провести здесь время приятнее.

– Изучая манускрипты Дартаха? – лукаво молвила Чарейт-Дор.

– Да, если не представится ничего интересней.

Представится, сказали ее глаза, непременно представится!

– Аладжа-Цор – серьезный противник, он обучался фехтованию у лучших мастеров, – промолвил Раббан. – А ты ранен!