Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая - Ричард МакГрегор

На момент биржевой регистрации кровавые пекинские события 1989 г. еще не поблекли в памяти Вашингтона. Годом ранее успешная президентская кампания Билла Клинтона обвиняла Джорджа Буша-старшего в потворстве «пекинским мясникам», так что вряд ли было уместно привлекать внимание инвесторов США к тому факту, что китайские коммунисты контролируют предприятие, пытающееся мобилизовать биржевой капитал в Нью-Йорке. Впрочем, надежда на то, что теневые партийные органы, ведущие тайную жизнь и надзирающие за госпредприятиями, вдруг решат открыто заявить о своей власти, все равно не имела опоры. «Компания отчаянно не желала этого делать, — сказал второй консультант. — Стоит только начать такую дискуссию, как ты вмиг оказываешься на скользком грунте. Крайне нежелательно документировать тот факт, что один-единственный орган отвечает за все кадровые и хозяйственные решения».

Жесткая установка на изъятие упоминаний о партии из текста документа приводила порой к комическим ситуациям. Относительная новизна биржевой регистрации китайских госпредприятий за рубежом вызвала необходимость объяснить иностранным инвесторам, как работает китайская политическая система, приведя такое описание прямо в рекламном проспекте «ШНХ Корп.». Вот так и вышло, что даже в Китае, в стране, где КПК контролировала правительство и весь госбизнес, документ обошел молчанием факт существования партии. К примеру, проспект вообще не упоминает КПК в разделе «Политический обзор», который, по идее, должен описывать политическую систему Китая. Вместо этого в текст вставлена лукавая фраза: «Согласно Конституции, высшим органом государственной власти является Всекитайское собрание народных представителей», хотя в самой Конституции, конечно же, сказано, что высшим органом политической власти является КПК, которая, в свою очередь, диктует государственную политику и кадровые решения властей и предприятий.

Китайские компании вместе со своими консультантами ссылаются на букву закона, когда их спрашивают, почему они не раскрывают роль КПК в их работе. Они заявляют, что за принятие решений по бизнес-стратегиям и кадрам отвечают советы директоров и управленцы. «Но замалчивается тот факт, что советы директоров подвержены внешнему влиянию, — говорит один из юристов, который консультировал множество китайских компаний по вопросам офшорных сделок. — Такие вещи в США не раскрываются. «Ситибанк», к примеру, не упоминает, что перед увольнением председателя правления им приходится совещаться с саудовцами». Подобные аргументы, позаимствованные из арсенала крючкотворов, стороной обходят тот факт, что саудовцы — всего лишь акционеры, которые могут завтра же распродать свои доли и покинуть «Ситибанк». А вот КПК институционализировала свое негласное присутствие в госкомпаниях, и это-то присутствие не подлежит продаже. По признанию того же адвоката, «корпоративное законодательство формально гласит, что правления [китайских госпредприятий] могут не прислушиваться к советам партии. На деле же такая ситуация невозможна».

С момента биржевой регистрации «Шанхайского нефтехима» государственные предприятия Китая сильно изменились. Множество других компаний выставили свои акции и развивают бизнес за рубежом, в коммерческой атмосфере, которая своей напряженностью превосходит любые ожидания китайских компаний даже десятилетие назад. Многие предприятия сформировали офшорные партнерства и ввели иностранных директоров в свои правления. Партийным органам пришлось отступиться от мелочного вмешательства в повседневные деловые решения, потому как хозяйственная деятельность компаний слишком сложна для микроменеджмента чисто политическими методами. При всем при этом, однако, КПК не уступила ни пяди на целом ряде фронтов. Например, не затронут партийный контроль за кадровыми назначениями, сведено к минимуму обсуждение роли партии в компаниях за рубежом. Впрочем, к моменту, когда крупные госбанки начали привлекать средства на иностранных фондовых рынках (с 2005 г. и далее), омерта,[7]окружавшая роль КПК на отечественной почве, дала трещину.

Не будет преувеличением сказать, что модернизация и последующая биржевая регистрация китайских банков за границей стала поворотным пунктом для всей мировой экономики. Если бы реструктуризация банков не удалась, великий проект финансово-экономической реформы Китая понес бы непоправимый ущерб. Государство вложило чудовищные средства в банковскую реструктуризацию. По оценкам, банковская реформа обошлась китайским налогоплательщикам в 620 миллиардов долларов, или 28 % экономического выхода страны за 2005 г.; если же учесть капиталовложения, заявленные в 2008 г., этот показатель еще возрастет. Для сравнения упомянем, что резко раскритикованный план спасения финансовых институтов, принятый администрацией Буша в конце 2008 г. и предусматривавший покупку «токсичных активов», также обошелся примерно в 700 миллиардов долларов, хотя и составил куда более скромную цифру в относительных единицах (5 % от ВВП за тот же год).

Пекин не занимался привлечением и тратой спасительных средств в ходе одной-единственной операции. Напротив, этот процесс занял многие годы; финансировался он разными путями и не нуждался в санкции всемогущего Конгресса. Тем не менее, китайский план вызвал активнейшую полемику внутри системы и потребовал значительную политическую волю для своего продвижения. В совокупности крупные госбанки урезали число своих отделений с 160 тысяч (1997 г.) до 80 тысяч (2003 г.). Промышленно-коммерческий банк Китая избавился от 200 тысяч человек, хотя даже при этом в нем осталось порядка 360 тысяч сотрудников, занятых в 17 тысяч отделений. Банк Китая и китайский «Стройбанк» уволили по 100 с лишним тысяч человек каждый.

В свое время, беря интервью у старших руководителей госбанков, я всегда удивлялся их отказу обсуждать эти увольнения, наивно полагая, что такие меры, напротив, вызвали бы прилив энтузиазма у менеджеров иностранных инвестиционных фондов, потому как банки приходили в спортивную форму для биржевой регистрации за границей. Лишь позднее я обнаружил, что власти засекретили информацию о массовых увольнениях — она в буквальном смысле стала государственной тайной, — а вся подробная отчетность об этом процессе шла с грифом ДСП. Партийная дисциплина запрещала банковскому руководству отвечать на мои вопросы. Впрочем, отдельные высокопоставленные служащие, например, Го Шуцин из Строительного банка Китая, были намного более открыты, когда я поднимал тему, относящуюся непосредственно к партии.

Го — непривычно откровенный чиновник, словоохотливый в ситуациях, когда большинство его коллег ведут себя скованно и формально. Вместо китчевых поделок вроде макетов Великой Китайской стены или сувенирных упаковок зеленого чая, которые многие компании дарят гостям, сияющий Го предпочитает раздавать книги о микроэкономическом менеджменте и валютной политике, вышедшие из-под его пера. Го, родившийся в 1956 г. во Внутренней Монголии, на протяжении многих лет стремительно поднимается по карьерной лестнице. В возрасте сорока с небольшим он уже занимал пост вице-губернатора Гуйчжоу, одной из наиболее бедных провинций Китая: верный признак, что партия готовит его к высокопоставленным ролям, ведь в КПК существует правило: восходящие «звезды» обязаны некоторое время провести на должностях подальше от зажиточных приморских регионов. Когда Го был заместителем председателя правления Центрального банка, его перебросили возглавлять орган, отвечающий за валютные резервы Китая, потому что его предшественник покончил с собой, выпрыгнув из окна седьмого этажа военного госпиталя в Пекине. А в 2005 году Го десантировали в Строительный банк Китая при схожих обстоятельствах, когда председателя правления этого банка арестовали по подозрению во взяточничестве. Как и подобает политическому «разруливателю» ситуаций, Го принял новую должность, ни дня не проработав в коммерческом банке. Один из его коллег ехидно заметил: «А вы поинтересуйтесь у него, оформил ли он хотя бы один кредит за всю свою жизнь…»