Ошибка "2012". Новая игра - Феликс Разумовский

Она привычно поискала глазами кота. Тихон шастал себе где-то в кустах. Потом, видно, соскучился и вышел обратно к людям. Хвост у него был густо перемазан живицей, в зубах красовалась большая полёвка. Походка у Тихона была гордая, чуточку усталая. Он глядел триумфатором, явно ожидая аплодисментов.

— Ну, спасибо, хоть не гадюку… — В первый миг его появления Оксане померещилась мурра. — Плюнь немедленно! От них гепатит!

— А, это ты, самозванец, — обернулась Бьянка. — Добытчик! Что это у тебя там? А-а, мышка-норушка, которая с лисичкой-сестричкой? Ну, молодец…

— Почему самозванец? — вяло удивилась Баренцева. — А ну, гад хвостатый, плюнь немедленно, говорю!

«„Не продадите ли мне эту серёжку? — вдруг без предупреждения выдало подсознание. — Эти боттен, мешок или верёвку?“ Ага, к вопросу об олигархах, — мысленно кивнула Оксана. — Которые велят вписать нужное количество нулей и выбрать банк за границей. Не, ребята, не хочу я к вам, не хочу. А в Пещёрку, где умеют кому надо подложить Эриманфского вепря, кажется, уже не могу. Боты-чоботы… Бабушка… бабушка Ерофеевна…»

— А кто же, как не самозванец, — говорила между тем Бьянка. — У нас в камышах с таким засмеяли бы. Ну, разве что в эпоху Древнего Царства…

Похоже, водка плюс коньяк даже и для неё оказались не вполне Божьей росой.

— Слушай, мать, а не пойти ли нам с тобой на речку? — загорелась вдруг Варенцова. — Освежимся, воздухом подышим, а заодно и котика проверим, как он в плане камышей. Эй, живоглот! — окликнула она Тихона. — Пойдёшь?

— Конечно пойдёт, — решила за кота Бьянка. — А мы с тобой искупаемся на брудершафт… непременно нагишом… Интересно, здесь водятся водяные?

«Девочки, девочки, вы только мне как-нибудь без спасения на водах…» — проводил их заботливым взглядом Фраерман. И обратился к Приблуде:

— А что это, Кондатий, всё немцев не видно? До сих пор роют?

Мгиви, в очередной раз подносивший кружку ко рту, при этих словах вздрогнул, поперхнулся, однако всё же допил и с обновлённой яростью принялся жевать. Какой миссионер? Мгиви определённо пожирал кого-то из арийцев. Да не запечённого с пряностями, а живьём.

— Не, пахан, тьфу, Матвей Иосифович, — оторвался от миски Кондратий. — У них роет только руль, ну, я ж рассказывал, который в натуре вор. Изенбровка и фриц только с понтом ценные указания отдают. Совсем ушатали парня, еле до палатки дополз. А самим всего делов, что кобелину выгуливать. Бог даст, докандыбаются до ближайшего болота…

«Мало что фашисты, мало что ложкомойники, так ещё и мордуют правильных людей, — верно истолковал его слова Фраерман. — Ох, доиграются… В лесу медведь прокурор. К тому же очень может быть, что не перевелись и партизаны…»

Он в последний раз наполнил опустевшую кружку.

— Ну, братцы, чтобы всё было ёлочкой… — Выпил, испытующе посмотрел на Мгиви. — Ну и что будем делать, вождь? С немцами? По мне — давайте не будем. А если уж будем, то давайте…

— Что делать, что делать… Рыть, — отозвался Мгиви, и его глаза неоновыми огоньками блеснули в полутьме. — Я этот холм насквозь вижу. Мне шурфы и карты не нужны… Если навалиться бригадой, втроём-вчетвером, часа за два управимся. Рыть нужно в ложбине, под кривой сосной, точно на юго-востоке. Блиндаж там, в натуре. Там он, спинным мозгом чую… Где-то на глубине метра два…

— Слышали, мужчины? — улыбнулся Фраерман. — Требуются добровольцы в бригаду, утереть фрицам нос. Трое, а лучше четверо. — Почесал затылок, показал золотые зубы. — Нет, нет, Кондратий, ты сиди, от работы кони дохнут. А мы, — посмотрел он на Краева, Мгиви, Наливайко и Песцова, — после ужина, благословясь…

Коля Борода в его планах не фигурировал. По мнению Матвея Иосифовича, общение с трудными детьми было эквивалентно космическому полёту. Вот и пускай, словно космонавт, спокойно восстанавливает силы. Пригодятся небось…

— Ну и что будем делать? — Фраерман глянул на часы, нахмурился и обвёл общество глазами. — Ох, не нравится мне всё это. Не люблю непоняток…

Было отчего встревожиться. Доктор Эльза Киндерманн с её учёным секретарём точно провалились сквозь землю. Не были на ужине, не появились к отбою, не отзывались даже сейчас, хотя время близилось к полуночи. Почём знать, может, холм сторожат? Залегли тандемом и бдят в четыре глаза, не моргая? Вот уж будет международное сотрудничество — век не отмоешься. И то если обойдётся без пулемёта…

Кстати, о пулемёте.

— А нам что, — отозвался Коля Борода. Зевнул и потянулся к старому, проверенному MG-42.[63]— В крайнем случае посмотрим, что и как, прикинем хрен к носу. Информация лишней не бывает.

Как его ни отговаривали, сколько ни предлагали «Кристалла» за вредность, он пить не захотел, сразу встал в строй. Да ещё и прихватил самое, на свой взгляд, действенное орудие укрепления германо-русской дружбы.

— Определимся и закроем вопрос, — поддержал Песцов.

Прозвучало это немного двусмысленно. Почти как в нестареющем анекдоте о киллерах, поджидающих в парадной клиента. Клиент, известный своей пунктуальностью, очень сильно опаздывает, и один убивец говорит другому: «Слышь, Вась, я уже беспокоюсь, может, с ним что-то нехорошее произошло…»

Наливайко шёл замыкающим, дав Шерхану команду «рядом». В светлом небе висела серебряная луна, шелестел ветер, покачивал на болотах рдесты…

Жуткий вой раскатился над торфяниками, прозвучав гораздо страшней, чем в фильме о баскервильской собаке. Страшней уже потому, что кино, в котором нас так приятно и дозированно пугают, мы смотрим из безопасного кресла, вполне отдавая себе отчёт: на самом-то деле никто нас за бок не схватит, всё понарошку. А здесь — вот оно, не в иллюзорном зазеркалье экрана, а рядом, и не из синтезатора, а из реальной глотки, и оттого по животу сразу разбегаются ниточки льда.

Только компания, слушавшая этот вой, подобралась не очень-то робкая. Никто не кинулся прочь с воплями «мама». Глухо зарычал Шерхан, недобро усмехнулся Краев, Коля Борода потянул с плеча пулемёт…

— Ну ни хрена же себе! — ругнулся вполголоса Наливайко. — Это ещё что, блин горелый, такое?

— Полагаю, уважаемый профессор, это оборотень, — вежливо пояснил Мгиви. — У нас таких называют аниото — люди-леопарды. А вообще… ну и бардак же у вас. Даже на болотах…

— Оборотень, — вроде даже обрадовался Наливайко. Шерхан продолжал сдержанно рокотать, и профессор похлопал его по вздыбленной холке: — Ну всё, всё, малыш, успокойся…

И тотчас же позади, почти там, откуда они пришли, раздался чудовищный треск, будто что-то могучее и стремительное мчалось лесом, не разбирая дороги. Звук приближался, нарастал, казалось, вот-вот накроет… но не накрыл, начал стихать, удаляться куда-то к северо-востоку. Двигаясь, что интересно, по идеальной прямой.