Отпуск&Детектив - Татьяна Витальевна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако Полине Ивановне она о своих сомнениях говорить не стала, подумав о том, что Морис непременно возразил бы ей, приведя в пример «Старосветских помещиков» Николая Васильевича Гоголя, намекнув тем самым на то, что супруги могут жить в мире, если у обоих из них ангельский характер. У нее-то он точно не ангельский. Был ли он таковым у супругов Тучковских, вопрос.
– Полина Ивановна, – обратилась детектив к экономке, – расскажите мне поподробнее о дне убийства вашего хозяина.
– Чего же я могу вам рассказать, кроме того, что рассказала полиции, – вздохнула женщина.
– Для начала расскажите мне то, что вы рассказали полиции. Но лучше начните с самого начала.
– Как это? – не поняла Тихонова.
– А так. Во сколько вы встали в тот день?
– Как всегда, в семь утра.
– И что стали делать?
– Прибралась и стала готовить завтрак.
– Во сколько начинали завтракать ваши хозяева?
– Обычно в десять часов.
– Не поздновато?
– Так Фрол Макарович решил. А Вия Валентиновна ему не перечила.
– Угу. И в тот день ничего не было необычного?
– Нет. Все как всегда. Только хозяину не надо было уезжать на работу. Он дал себе отпуск.
– А после завтрака?
– Хозяин ушел к себе в кабинет, а Вия Валентиновна собиралась идти собирать клубнику.
– И пошла?
– Конечно!
– Почему вы так решили? Вы видели, как она вышла из дома?
– Нет. Я после завтрака занялась домашними делами и не следила за тем, что делает хозяйка, – ответила несколько сердито экономка, – но позднее я уже видела собственными глазами ее с корзиной, полной клубники.
– Давайте тогда перейдем к тому времени, когда вы услышали звонок в дверь.
– Давайте, – вздохнула женщина. – Услышала я, значит, звонок в дверь, пошла открывать. Гляжу, на пороге стоит незнакомец. Я его спросила, что ему нужно. А он ответил, что он к Фролу Макаровичу по срочному делу. Я поинтересовалась, назначена ли у них встреча с хозяином. Он ответил, что нет, но что Фрол Макарович его обязательно примет. Я спросила его фамилию. Фамилия странная – Салтыков-Щедрин, прямо как у писателя. Но мало ли чего на свете не бывает. Я спросила Фрола Макаровича, и он разрешил впустить посетителя. Я его впустила, а сама пошла на летнюю кухню готовить.
Кабинет хозяина окнами выходит в сад и кухня близехонько. Правда, окна двух помещений, как вы сами могли заметить, друг с другом не совпадают, но летом они открыты, и слышимость хорошая.
– И что же вы слышали?
– Сначала они вроде как поздоровались, – неуверенно сказала экономка, – а через некоторое время я услышала, как хозяин заговорил на повышенных тонах, и я поняла, что Фрол Макарович с ним ссорится. Я хотела уже было идти к кабинету хозяина, но вдруг слышу, Фрол Макарович издал такой звук, будто он чему-то сильно удивился, а потом стал смеяться. Я и успокоилась, тем более что говорить они стали так тихо, что нельзя было разобрать ни одного слова.
– А до этого вы разбирали слова?
– Не совсем, – смутилась экономка.
– Хорошо, – сказала Мирослава, – вы услышали, что беседа двух мужчин, как вам показалось, перетекла в мирное русло, и вы успокоились.
– Да, – кивнула Тихонова.
– Что было потом?
– Через некоторое время раздался выстрел, – испуганно ответила женщина. – Я поначалу остолбенела, а потом выскочила из летней кухни и побежала в дом. Но дверь оказалась закрытой.
– Дверь дома?
– Нет, кабинета.
– По пути в дом и в доме вам никто не встретился?
– Нет, – покачала головой экономка. – Дверь в кабинет я открыть не смогла. Стала кричать, звать хозяина. Но Фрол Макарович не откликался. Тогда я выбежала на улицу и увидела, как к дому спешит хозяйка. Она, как я вам говорила, собирала клубнику и тоже услышала выстрел.
– У нее ничего не было в руках?
– Было.
– Что?
– Корзина с клубникой. Вия Валентиновна поставила ее на землю, и мы побежали к окну.
– Вы заглянули в окно?
– Да.
– Обе?
Женщина кивнула.
– Фрол Макарович лежал на полу. Я подсадила Вию Валентиновну, и она забралась в комнату. Я увидела, как она перевернула хозяина, охнула, потом велела мне бежать в дом к двери.
– И вы побежали?
– Конечно!
– Зачем?
– А как же?! – озадаченно спросила экономка.
– Хорошо, вы подбежали к двери. Что дальше?
– Вия Валентиновна открыла мне ее, и я вошла.
– Зачем?
– Чтобы помочь хозяину!
– Помогли?
– Нет! Он уже не дышал.
– И что делали вы?
– Просто стояла рядом. А хозяйка вызвала полицию. Мы дождались приезда местного следователя и всей их группы. Нас потом из кабинета выгнали. И дальнейшее я помню плохо.
– А что стало с корзиной клубники?
– Я отнесла ее на кухню. Следователь про нее тоже спрашивал и даже захотел на нее посмотреть.
– Посмотрел?
– Посмотрел. Даже зачем-то порылся в ней. Будто что-то искал. Но не нашел. Вид у него, по крайней мере, был разочарованным.
– Вы сказали, что слышали выстрел?
– Да.
– То есть вы решили, что вашего хозяина застрелили?
– Да. Я так подумала. Но Фрола Макаровича зарезали, – прошептала женщина.
– А как же выстрел?
– Выстрелили из ракетницы. Это нам следователь сказал.
– Опишите мне незнакомца, приходившего к вашему хозяину.
– Да как его опишешь…
– Он был высокий? Низкий?
– Выше меня, но ниже вас.
– Худой, полный?
– Средний, но, скорее, худощавый.
– Какого цвета глаза?
– Не рассмотрела…
– И все-таки.
– Я же говорю, что не рассмотрела. Да и как тут рассмотришь, если он был в темных очках.
– И это вас не насторожило?
– Нет, сейчас многие в таких ходят. Вон и артисты! Я по телевизору видела, правда, давно, – вздохнула женщина.
– Почему давно?
– Я теперь не смотрю телевизор.
– Отчего же?
– Да так… – ответила Тихонова. Мирослава догадалась, что отвечать на этот вопрос женщина не хочет. Знать бы еще, по какой причине. Впрочем, разве это важно? Но на всякий случай взяла это на заметку.
– Полина Ивановна, надеюсь, вы запомнили, какого цвета у него были волосы?
– Волосы запомнила, – обрадовалась женщина, они у него были кудрявые, как у Пушкина на портретах.
– Русые? – уточнила Мирослава.
– Нет! Черные! Он же был внуком арапа Петра Великого.
«О-хо-хо», – подумала про себя Мирослава и не стала говорить женщине, что у поэта были темно-русые волосы, ближе к каштановым, и светлые глаза. Вера Нащокина, жена друга Пушкина Павла Нащокина, писала, что они были голубыми. Кому-то из современников глаза поэта казались серыми. Сам Пушкин в шутку по-французски писал о своей внешности: «У меня свежий